Тот, кто умер вчера
Шрифт:
Именно после этого разговора нетактичный Вахтанг и стал называть меня Психом. Я не обижался. Как-никак, а настоящего имени я все равно не знал, а слово «псих», если вдуматься, звучало совсем не хуже, чем «пациент» или «потерпевший».
В день неудавшегося сеанса гипноза я в первый раз отважился обстоятельно рассмотреть себя в большом трюмо, стоявшем в общем холле, рядом с тумбочкой, на которой доживал свой век пещерный ламповый «Горизонт».
Объективному восприятию сильно мешала отросшая щетина или даже уже не щетина, а короткая борода, но кое-что разглядеть удалось. Лицо свое
В отличие от лица, тело мне скорее понравилось. Я бы не стал утверждать, что как-то особенно силен, но мои мышцы свидетельствовали об определенной степени былой ловкости. В надежде отыскать хоть какую-то примету, за которую можно было бы зацепиться, я несколько раз покрутился вокруг своей оси, но ничего не высмотрел. Хоть бы татуировка какая-то из серии «Вася + Люся = любовь до гроба» или «Дембель-1990. Солнечный город Петропавловск-Камчатский». Но нет — абсолютный ноль.
Приход Бражко, капитана милиции с морщинистыми подглазьями, не дал моим изысканиям перед зеркалом развиться до степени нарциссизма. Для разговора мы вернулись в палату, потому что от долгого кривляния перед зеркалом у меня закружилась голова и стало мутить. Я занял свое привычное место в постели, а Бражко, присев рядом и положив на колени папку, которая послужила ему письменным столом, начал задавать вопросы. Помню ли я свои имя и фамилию? Помню ли, как оказался там, где меня нашли? Помню ли я, черт возьми, хоть что-нибудь?..
Записав в качестве ответов исчерпывающие «нет», Бражко сообщил, что с заявлениями по поводу пропажи человека с моими приметами никто в милицию не обращался. Вторая новость заключалась в том, что в розыске по подозрению в совершении противоправных деяний я не фигурировал, а отпечатки моих пальцев в милицейской картотеке отсутствовали. Последнее Бражко считал положительным моментом. Я же, со своей стороны, предпочел бы в картотеке быть — по крайней мере тогда бы было точно известно, кто я такой.
Благодаря Бражко я выяснил некоторые подробности своего «рождения». Оказывается, меня нашли два рыбака рано утром шестнадцатого мая на берегу реки. Верхняя часть моего тела лежала на суше, в то время как ноги полоскались в воде. Судя по тому, что мокрым я был весь, злоумышленник или злоумышленники, оглушив меня ударом по затылку, сбросили в реку. Однако, прежде чем окончательно потерять сознание, я каким-то чудом выбрался на берег.
— Что вы сами-то думаете, Семен Терентьевич, обо всем этом? — спросил я, уставившись на своего гостя.
Бражко убрал в папку письменные принадлежности и замер. У него был такой вид, будто он задумался над этим впервые, а напряженный мысленный процесс приносил ему определенные физические неудобства. Мне, признаться, стало жалко этого человека. Может, потому что я интуитивно отнес его к категории хотя и недалеких, но все же порядочных людей, не хватающих звезд с неба.
— Ну как… — не очень убедительно произнес капитан. — Вы — жертва неизвестных грабителей… Пока версия такая.
«Такая» версия мне не понравилась. Даже пока. Но причина была совсем не в сомневающемся Семене Терентьевиче. Я не верил, что вот так просто, без борьбы дал бы отправить себя в нокаут. Следов же борьбы на моем теле не было. Только один сильный удар по затылку.
— Вы позволите сфотографировать вас? Если мы опубликуем ваш снимок в средствах массовой информации, то, возможно, вас кто-то узнает, — сказал капитан.
Бражко поднялся и вынул из кармана кителя китайскую фотокамеру-мыльницу со встроенной вспышкой. Я поднялся, безропотно встал к противоположной от окна стене, где было самое лучшее освещение, и принял позу человека, претендующего на замещение вакантной должности в агентстве фотомоделей.
Визит капитана послужил толчком для новой темы в нашей палате — моей предполагаемой профессиональной принадлежности. Коваль был уверен, что раз нельзя никак узнать имя человека, то можно попробовать определить, чем тот занимался по жизни. С видом знатока он взял мою правую руку и внимательно ее рассмотрел со всех сторон. Вахтанг молча подошел и встал рядом.
— Вы не музыкант, — заявил Коваль.
Вахтанг согласно засопел.
Потом стали сравнивать мою руку с руками Коваля и Вахтанга. С Ковалем не обнаружилось ничего общего, а потому можно было утверждать, что я, во-первых, не биолог, во-вторых, не строитель загородных коттеджей. Гораздо больше сходства было с руками Вахтанга. Возможно, это объяснялось тем, что я тоже некогда «дэлал дэнги». Пока я размышлял на эту тему, самого Вахтанга вдруг осенило.
— Слушай, Псих, я знаю, кто ты! — воскликнул он.
— Кто? — в один голос спросили мы с Ковалем.
— Ты — военный.
— Почему военный?
— А у тебя спина такая прямая… Как бы это сказать…
— Выправка?
— Ага, выправка. И взгляд глупый.
Хорошая заявка! Обидеться, однако, я не успел — Коваль заступился за меня раньше.
— Во-первых, не глупый, а потерянный, — веско произнес бывший биолог. — Во-вторых, есть отчего. Помнишь, Вахтанг, ты сам рассказывал, как с бодуна проснулся и увидел в своей постели двух незнакомых баб? Интересно, какой у тебя самого тогда взгляд был?
Вахтанг хитро улыбнулся, но ничего не ответил.
— А ты сам подумай, — обратился ко мне Коваль. — К какому виду деятельности у тебя душа лежит?
— Я уже думал, — признался я. — Душа моя не лежит ни к чему. Либо ваш метод неправильный, либо в прошлой жизни я был законченным тунеядцем.
— Народный депутат, что ли?
— Да нет. Сказано же, мои отпечатки пальцев в картотеке уголовного розыска отсутствуют.
Довод был зубодробительный, и Коваль только покачал головой.
— Значит, военный, — не удержавшись, опять вставил Вахтанг.
Спор на этом закончился. Вахтанг вернулся к мобильному телефону, Коваль — к газетному кроссворду, а я отправился в общую ванную комнату, чтобы придать себе презентабельный вид.
II
После беспрерывно моросящих дождей и такого же мерзопакостного пронизывающего ветра наступил первый по-настоящему летний день. По небу проплывали клочковатые, как будто бы их рвали голодные небесные псы, сероватые облака, но это были уже не те облака, из которых выливается дождь. Воздух стал теплым, сухим. На глазах высыхали лужи, а в лесу из-под земли полезли первые сыроежки и маслята.