Тоталитаризм в ХХ веке
Шрифт:
К концу 20-х гг. кризис НЭПа проявился в диспропорции между промышленностью и сельским хозяйством и между отдельными отраслями, в стагнации роста реальных заработков, увеличении инфляции, безработицы и обнищании широких слоев населения. Обострение социальной дифференциации вело к усилению недовольства в стране, к забастовкам. Задачи, которые ставил перед собой режим, нельзя было решить в рамках существовавшей политической и экономической модели: "социалистическое первоначальное накопление" (в действительности, первоначальное накопление капитала) было невозможно осуществить за счет внешних ресурсов. В странах Запада, заявлял Сталин, тяжелая промышленность создавалась "либо при помощи крупных займов, либо путем ограбления других стран... Партия знала, что эти пути закрыты для нашей страны... Она рассчитывала на то, что... опираясь на национализацию земли, промышленности, транспорта, банков, торговли, мы можем проводить строжайший режим экономии для того, чтобы накопить достаточные средства, необходимые для восстановления и развития тяжелой индустрии. Партия прямо говорила, что это дело потребует серьезных жертв и что мы должны пойти на эти жертвы открыто и сознательно...".
В условиях, когда в деревне сохранялась крестьянская община, а большая часть сельских жителей
Опираясь на поддержку бюрократии, Сталин осуществил в 1929 г. "великий перелом" и единолично захватил власть. За этим последовало установление тоталитарного режима. Сталинский "брюмер", явившийся как бы продолжением "термидора", произошел не в ходе какого-либо одномоментного акта и формально без разрыва преемственности, поскольку для поддержания легитимности собственного правления те, кто стоял у власти, продолжали ссылаться на авторитет Ленина, революцию 1917 года и большевистскую диктатуру. В отличие от фашистских режимов, выросших из массовых тоталитарных движений, сталинская диктатура была установлена "сверху" в результате эволюции большевиствской власти и затем приступила к созданию тоталитарных механизмов на основе перетряхивания и реорганизации уже существовавших авторитарных институтов большевизма - партии, огосударствленных профсоюзов, молодежных, женских и т. п. организаций. Все они превращались в элементы тоталитарной структуры, в приводные ремни сталинского государства. Иными словами, если фашизм вводил свое движение в государство, то сталинизм трансформировал партию и другие организации авторитарного режима в государственные институты. Относительной свободе внутрипартийных дискуссий, то есть легальному отстаиванию групповых интересов окончательно пришел конец.
В ходе коллективизации была уничтожена крестьянская община. На любые коллективы переносились деспотические, псевдообщинные принципы патернализма, круговой поруки и почти полного удушения какой-либо независимой индивидуальной или групповой инициативы. "Общественные" институты режима превратились в инстанции для решения всевозможных человеческих проблем, включая самые интимные. На этом обезличенном коллективизме строилась вся система воспитания. По меткому замечанию немецких исследователей, "социальные функции крупных советских предприятий были частично теми же, что у деревни и общины" - обеспечение жильем, снабжение продуктами, организация культурной жизни, отдыха и свободного времени.
Структура и функционирование тоталитарных режимов
Таким образом, "классические" тоталитарные режимы - итальянского фашизма, германского нацизма и сталинского псевдокоммунизма - пришли к власти разными путями и на различных этапах развития соответствующих стран. Тем не менее, в их механизмах и структуре можно обнаружить явное сходство. Идеологическое обоснование тоталитарных диктатур также было различным, хотя и здесь присутствуют некоторые общие черты. Прежде всего, во всех случаях речь шла о стремлении государственной власти как можно более полно поглотить общество и контролировать жизнь людей. В каждом из рассматриваемых режимов выстраивалась жесткая властная вертикаль диктатуры, не допускавшей ни форм представительной демократии, ни тем более общественного самоуправления. Во главе "пирамиды" стоял обожествляемый вождь-диктатор, опиравшийся на жесткую иерархию партии-государства, все решения принимались деспотическим, командным путем, часто даже без соблюдения каких-либо формальных норм. Все сферы общественной жизни были структурированы в виде массовых корпоративных организаций (профсоюзных, молодежных, женских, социальных, культурных и т.д.), включенных в вертикаль в качестве "приводных ремней". Механизмы партии-государства поглощали и строжайше контролировали каналы информации, сферу образования, культуры, науки, агитации и пропаганды. Всякое инакомыслие и горизонтальные общественные связи пресекались средствами террора, который кроме обычного метода запугивания становился также способом насаждения массовой истерии или мобилизации "даровой" рабочей силы.
При этом сталинская диктатура обладала в определенном смысле наиболее монолитной и унифицированной вертикальной структурой, поскольку - в отличие от германской и итальянской модели - не была вынуждена инкорпорировать в себя первоначально инородные элементы и параллельные иерархии (предпринимательские, финансовые, церковные и т.д.). Национал-социализм и итальянский фашизм в теории также провозглашали принцип единой властной пирамиды, но в действительности так и не попытались ее создать. Это позволило ряду исследователей характеризовать наци-фашистский вариант тоталитаризма как "поликратию"64. Сталинскую диктатуру можно рассматривать в этом отношении как более "упрощенный" и в то же самое время "приближенный" к "идеальному типу" вариант. Структура сталинистской системы приняла облик пирамиды, состоявшей из четырех уровней (харизматический вождь, бюрократическая верхушка или элита, средние и низшие слои бюрократической иерархии, трудящиеся), причем верхняя ступень как бы "подстегивала" нижнюю, апеллируя к низшим. Гигантский объем задач, взятый па себя партией-государством, требовал все большего расширения государственной и хозяйственной бюрократии. Провозгласив, что "кадры решают все", Сталин способствовал укреплению устойчивого слоя государственных чиновников, хотя не воспользовался этим термином, предпочтя название "номенклатура". Ее функция состояла в конкретном осуществлении решений, принимавшихся на верхних ступенях, в то время как вождь и окружавшая его олигархия выражали в конечном счете интересы бюрократии в целом и постоянно воспроизводили ее. Постепенно расширялась система властных и материальных привилегий номенклатуры, соответствовавшая строго выстроенной иерархии. Эти льготы более не рассматривались, как "временные". В 1929 - 1930 гг. были отменены ограничения для размеров заработков членов партии ("партмаксимум"). Если до этого им не разрешалось получать больше, чем квалифицированным рабочим, то уже в конце 30-х гг. жалование ответственных работников могло превышать заработную плату рабочего в десятки раз. Для сталинского варианта государства были свойственны также определенные черты корпоративизма. Руководители и рядовые труженики считались членами одних и тех же трудовых коллективов, входили в одни профсоюзные и партийные организации. Само существование бюрократического класса отрицалось. Чиновники и функционеры характеризовались как "представители и выразители интересов рабочего класса", как "слуги народа".
Отношения вождя с номенклатурой, как и отношения внутри ее отнюдь не были идиллическими. Аппаратчик, заняв определенную должность, добивался прочности и стабильности своего положения, проявлял консерватизм, был склонен затормозить дальнейшую модернизацию и замкнуться в систему групповых интересов. Сталин и его окружение всемерно пытались форсировать темпы развития и старались держать все сферы жизни в постоянном напряжении, для чего время от времени апеллировали к "низам", обличая бюрократию в некомпетентности, головотяпстве, а то и во "вредительстве" или "преклонении перед иностранщиной". Периодически осуществлялись "перетряхивания" кадров, так что никто не должен был забывать о своей зависимости от "начальства" и "хозяина". Тем не менее, желания "попользоваться" своим положением, а также местнические и групповые или клановые интересы давали о себе знать.
Попытки сталинского тоталитаризма организовать социум в виде единой пирамиды власти, с одной стороны, и известная "поликратичность" нацизма и фашизма предопределили и различия в экономической структуре тоталитарных государств. Так, итальянский фашизм вплоть до конца 20-х гг. предпочитал ограничивать государственное вмешательство в хозяйственную жизнь стратегическим макропланированием и теми отраслями, где ощущалась нехватка частного капитала; расширение воздействия произошло только в связи с мировым экономическим кризисом начала 30-х гг. Германский нацизм создал по существу смешанную, государственно-частную командную экономическую систему. Сталинское же государство пользовалось неограниченной монополией на землю, недра и средства производства, транспорта и коммуникаций. Можно сказать, что такие отличия в степени концентрации экономики определялись, в первую очередь, особенностями исторического развития соответствующих стран и специфическими задачами правящих режимов.
Этатизм, идея всемогущего, всеохватывающего, сверхрационального государства в полностью управляемом мире, фактически лежала в основе идеологии каждого из рассматриваемых режимов. Мотивироваться она могла по-разному, но во всех случаях представители тоталитарных режимов утверждали, что их эффективно организованный механизм вносит порядок в хаотический социум. Сталинская система с ее "марксистско-ленинской" идеологией продолжала ссылаться на традиции Просвещения и критиковать капитализм как систему "экономической анархии". "Советское социалистическое" государство, напротив, изображалось как вершина исторического прогресса человечества, как наиболее совершенный способ организации оптимального и бескризисного управления всеми аспектами общественной жизни. Это была своего рода претензия на "панрационализм", соответствовавшая бюрократическому идеалу полного контроля над всеми сферами человеческой деятельности. Ритуальные фразы об "отмирании государства при коммунизме" периодически продолжали звучать из уст идеологов режима, но на практике ничего подобного, естественно, не происходило. Для того, чтобы как-то примирить действительность с ее идейным обоснованием, была пущена в оборот "диалектическая" фраза об "отмирании через расцвет". В свою очередь, нацисты воспринимали себя как своего рода авангард всемирной этатистской революции, в которой люди станут управлять своим бытием через посредство инструмента разума - государства. Характерно, что как в идеологии, так и на практике тоталитарный рационализм оказывался тесно связан с иррациональными моментами. Так, трудно найти только и исключительно рациональное объяснение нацистскому геноциду в отношении евреев и других народов, объявленных "расово неполноценными", или сталинским "чисткам", равно как и подчинению всей общественной жизни сверхчеловеческим, надличностным "идеалам".
Тоталитарные режимы стремились "в идеале" к полному растворению отдельной человеческой личности в контролируемом и структурированном "целом" - государстве, партии или (в фашистско-нацистском варианте) нации. Итальянские фашисты заявляли, что признают индивида лишь постольку, "поскольку он совпадает с государством, представляющим универсальное сознание и волю человека в его историческом существовании", "высшую и самую мощную форму личности". Германские нацисты провозглашали: "Общая польза выше личной пользы". Все это - наряду с социал-дарвинистским пониманием жизни как активной агрессии и борьбы за существование - служило в фашизме и нацизме обоснованием для национализма, который, в свою очередь, мог толковаться по-разному. Так, у итальянских фашистов нация была носителем "неизменного сознания и духа" государства, сплоченным на основе "общей воли" и "общего сознания". Немецкие нацисты, напротив, вели речь о "расово-биологических факторах", о "народном сообществе людей немецкой крови и немецкого духа в сильном, свободном государстве". Они провозглашали и осуществляли крайний расизм, объявив уничтожение "расово неполноценных" народов и индивидов залогом благосостояния "своей нации". Сталинская диктатура формально выступала за "пролетарский интернационализм", но в действительности практиковала национализм под предлогом верности своему "социалистическому государству" ("социалистического патриотизма). Грань между "государственническим" и "этническим" национализмом оказывалась в ХХ веке очень зыбка, и сталинизм в 40-х -50-х гг. (в связи со Второй мировой войной и последующей "холодной войной" с западными державами) стал все больше обращаться к великорусскому шовинизму. При сталинском тоталитаризме точно так же, как при фашизме и нацизме, отрицалась ценность отдельной человеческой личности. Человек воспринимался как "колесико и винтик" советского государства - носителя разума и коллективного опыта. Официально провозглашалась "народность" режима и "социальное равенство", но по существу сталинская система была не менее антиэгалитарной по духу, чем фашизм, декларировавший "неизбежность, благотворность и благодетельность" неравенства. И в фашизме, и в сталинизме "народ" считался неспособным к самодеятельности, склонным к "коллективной безответственности" и эгоизму, к непониманию своих "подлинных" (национальных или исторических) интересов, а потому выражать эти интересы должна была тоталитарно руководящая партия.