Тотем Козерога
Шрифт:
унять дрожь в пальцах. Меня начало знобить, голова опять закружилась. Повторный
приступ? Весьма вероятно…
— Саш, помоги пожалуйста! — раздался голос Тони, полненькой женщины-дизайнера. –
Принтер не хочет работать. На печать отправляю, бумага есть. Но даже не
шевелится.
— Хорошо, — просипел я.
На негнущихся ногах прошел в угол кабинета, остановился перед столом с дорогущим
большеформатным «Эпсоном». Включил и отключил питание, потрогал шнуры
разъемах. Сенсорная панель мигнула, на маленьком экране всплыло недоуменное:
«error». Я нахмурился, почесал затылок. Когда притащили оборудование, было лень
читать толстенное руководство. Теперь придется действовать по-русски — с помощью
молотка и матери… Открыл защелку, поднял крышку и с видом знатока уставился на
непонятные механизмы. Несколько валиков, куча проводков, полозья и толстый
черный барабан. В нем должен быть цветной порошок, что сыпется на бумагу, а
сверху пробегает лазерная головка, прижигает… Вроде бы так. Я присмотрелся к
барабану — точно, закреплен плохо. Штифты не до конца зашли в направляющие, и
чересчур умная техника решила, будто его вообще нет на месте.
Я засунул руку в нутро принтера, потянулся к барабану. И тут меня настиг второй
приступ. В груди родился сгусток тепла, разлился по телу. Я остолбенел. Принтер
выглядел совершенно иначе. Коробок — призрачная серая оболочка, внутри — клубок
светящихся нитей, разноцветные комочки, точки и пятна. Провод питания –
синеватый огненный жгут… Я ощутил приятное покалывание, посмотрел на руку. Кисть
окружал ореол белого света, между фаланг и кончиков пальцев проскакивали злые
голубоватые искры. В нос ударил знакомый запах озона.
Инстинктивно я дернул рукой, случайно прикоснулся ладонью к полозьям принтера.
Сухо затрещало, раздалось противное шипение. Переплетение мерцающих нитей
вспыхнуло и погасло. По металлическим частям агрегата запрыгали маленькие
ветвистые молнии, попробовали на вкус пластмассу и брезгливо отпрянули. Нос
пощекотала вонь горелой проводки. Потянулся тоненький черный дымок,
свидетельствующий о бесславной кончине дорогого аппарата.
Я торопливо захлопнул крышку и выдернул шнур из розетки. Ладонь спрятал в
кармане — с пальцев еще сыпались искры.
— Горелым воняет! — с удивлением воскликнула Тоня.
— Короткое замыкание, — быстро ответил я. — Накрылся принтер.
— О боже! — огорчилась женщина. — А я говорила Федору Сергеевичу, что проводка
плохая.
— Да-да, — подхватил я. — Предохранители не выдержали!
С невинным видом отошел от стола, медленно направился к двери. Пора рвать когти!
Иначе о чем-то догадаются, начнутся вопросы. Тоня еще сокрушалась по поводу
поломки оборудования, ее поддержали другие сотрудники. Стали ругать старую
советскую электросеть, ненадежную технику и прижимистость директора, что пожалел
денег на хороший блок бесперебойного питания.
Зашел угрюмый Юра. Бросил на меня грозный взгляд и процедил сквозь зубы:
— Иди, Сашка, отдыхай. Таможня дала добро.
— Я ж говорил, — пробормотал я. Покачнулся, с трудом сдержал приступ тошноты.
Вокруг начальника отдела та же бледная дымка, только гниловато-зеленая, с
черными всполохами.
— Но чтоб вечером был в кафе! — твердо сказал Юрий, сложил руки на груди. — Мне
плевать как будешь лечиться. Если не явишься, устрою веселую жизнь. Иностранку
надо принять в коллектив, дать знать, что ценим и любим.
— Хорошо, — кивнул я.
Проскользнул мимо Юры, толкнул ногой дверь и помчался по коридору. Старался не
смотреть по сторонам, на приветственные возгласы знакомых просто кивал, бежал
дальше. Вихрем вылетел из здания. На тротуаре остановился, глубоко вздохнул.
Немного полегчало. Уже медленней направился в ближайший парк, нашел относительно
безлюдную аллейку и плюхнулся на лавку. Подставил лицо ласковому солнцу,
прохладному ветерку.
Осмотрел ладонь, сжал и разжал кулак. Вновь ничего особенного. Ни искр, ни
свечения. Зрение пришло в норму, отступила тошнота и головокружение. Все
нормально… Но в груди новое, неведомое ранее ощущение. Щекотка, теплая и
невероятно приятная искра.
Я прислушался к чувству, потянулся разумом. Когда-то занимался восточными
единоборствами. Перед тренировками приходилось медитировать, настраиваться на
определенное действие. Сейчас попытался вспомнить ту практику, проникнуть мыслью
в глубины собственного сознания. Первое время ничего не получалось, мешал шелест
листьев, далекий гул транспорта. Но я отрешился, укрепил волю и отбросил внешние
ощущения. Постепенно погрузился в кромешную темноту. Но вскоре чернота расцвела
всеми цветами радуги, плавными потоками и линиями. С удивлением я узнал в узоре
собственный организм. Что-то подсказало, красные, зеленые и синие нити — токи
внутренней энергии, довольно привычные и родные. Но где-то посередине маленький
и яркий золотистый шарик, пульсирующий, горячий. Я сконцентрировал внутреннее
зрение, потянулся мыслью. И сразу понял, что золотистое не инородное, не чужое…
просто новое. Шарик то тух, то ярко возгорался, бился неровно, дергано.