Тотем ночи
Шрифт:
Подождав, пока та затихнет, Настоящий Мужчина погладил ее волосы и ушел. На радостях, он даже забыл заплатить да и она об этом не вспомнила, только укрепив в его сознании бесспорную правоту дежурного техника. Бабам в самом деле нужно "самое то".
– До встречи...
– прошептал Граф фразу, которой попрощался вчера с удовлетворенной толстушкой и улыбнулся Луне.
Она улыбнулась ему в ответ, намекая, что и сегодня стоит сходить в веселый бар. Он полез в карман за сигаретами, когда Головня, лежавшая у ног,
– Ну-ну, тише, - попытался Граф успокоить свору, но это было бесполезно.
Лай достиг апогея истерики и вдруг взорвался предсмертным визгом, когда Головня кинулась вперед. Поджав хвосты, остальные собаки бросились прочь.
Граф привстал, но разобраться в происходящем не успел. Мощные лапы сбили его с ног, а клыки легко нашли горло. Охота заняла всего несколько секунд, затем послышался треск разрываемой одежды и хруст костей.
Когда волк закончил пиршество и сыто потрусил прочь, к месту трагедии снова приблизились собаки. Опасливо косясь на труп вожака, они, сначала осторожно, а потом все смелее принялись набивать желудки тем, что осталось от Графа.
07:53 Мутный рассвет вернул городу и его жителям видимость нормы.
– Мать говорит, что столового серебра у нас нет, - виновато сообщил Сергей приятелю, едва тот успел открыть глаза.
– Завтракать я могу обыкновенной вилкой, - буркнул недовольно Довбня.
От допотопного дивана болели ребра. При мысли о том, что причиной этому волк, хотелось выть. Однако делать этого было нельзя, потому что на кухне тарахтела кастрюлями мать Сергея.
"Свобода - это возможность выть, когда хочется, - невесело подумал Вовка.
– Удивительно, но факт то, что в этом мире в самом деле есть те, кто может сказать о себе - я свободный... Почему столь глубокие мысли приходят тогда, когда нужно просыпаться и погружаться в никому ненужную реальность, которую остальные считают жизнью?.."
– Но ведь...
– Сергей растерянно захлопал глазами.
– Что?
– скрипя окаменевшими в дискомфорте суставами, Довбня вылез из-под одеяла и сел на диване.
– Ты же сам говорил, что нужно что-то делать с... трансформером.
– А разве он виноват в том, что уродился таким?
– Э...э, - утренняя логика друга начисто ускользала от Сергея.
– Что ты надумал?
– Взяться за самообразование, - мысль только что пришла Вовке в голову и от этого показалась еще более привлекательной.
– Точно. Ученье - оно свет!
– Зачем оно тебе?
– рука хозяина автоматически включила телевизор.
– Не зачем, а потому что, Бирюк, неученье - тьма, - Довбня принялся одеваться.
– Да и со старухой потолковать надо.
– С какой?
– С Раскольниковой, - фыркнул Довбня.
– С домохозяйкой, что ли?
– сделал большие глаза Сергей.
– Неужели она приезжает именно сегодня?..
– Нет, - буркнул приятель и хмыкнул, подумав, что смерть вполне можно назвать домохозяйкой для всех, затем добавил Бирюку непонятное, - но у нее тоже все под проценты...
Ну, ладно. До восхода осталось всего ничего. Сейчас я съезжу домой, пока наш друг не пришел в себя, и займусь делом. Ты позвони этой барышне, отдай машину и постарайся не пропить заработанное непосильным трудом. Я тебе позвоню.
– Н?ч яка м?сячна!..
– взвыл телевизор.
В комнату зашла старушка. Поздоровавшись с Вовкой, она произнесла:
– Боже, как я люблю народные песни!
Певца заглушил голос за кадром.
– Мама, это не концерт, а реклама прокладок, - поморщился Бирюк.
– Пора нам, Сережа, прибраться, - не очень расстроилась мать.
– Гости приходят, а у нас форменный свинюшник. Все углы в паутине.
– Ой, мама!
– отмахнулся тот.
– Ты очки сними и все будет в порядке.
Мать послушно сняла с носа очки в древней роговой оправе, повертела птичьей головой по сторонам и кивнула:
– Может, ты и прав.
Попрощавшись с ней, Довбня ушел, оставив друга ломать голову над философской мыслью: "Чужая душа - броненосец "Потемкин"."
08:01 Останки Графа обнаружил рабочий котельной, вынося пустые бутылки. Признал он его только по хлипким ботинкам турецкого производства - тот никогда не одевал сапог.
Не отходя от тела, рабочий выронил тару и тут же принялся блевать, распугивая воронье, вообразившее себя орлами-стервятниками. Позеленев от изнурительной процедуры, он все же нашел в себе силы пробормотать:
– Проклятые собаки! Бедный Граф, ты умер настоящим мужчиной...
Несмотря на банальность, это была самая искренняя поминальная речь.
08:15 Стоя перед дверью квартиры, в которой жил, Довбня думал о том, что ему предстоит сделать. Это было не похоже ни на восстановление битой машины, ни на удаление зуба, Смешно, но на битой машине, даже с мешком вырванных зубов, трудно въехать в историю.
Памятников слесарям-стоматологам, как правило, не ставят...
– Но его наверняка поставят тому, кто спасет Человечество от СПИДа! пробормотал он, доставая ключ от замка.
Именно это пришло ему в голову ночью, пока приспособление для пыток, по недоразумению считавшееся диваном, терзало тело. Умирают ли оборотни от чумы ХХ века - тут даже его бабушка надвое не гадала. Осиновый кол и серебренная пуля - вот все, чего им положено бояться. Для начала нужно выяснить механизм восстановления их тел, а затем... Может быть, ему повезет и удастся заразить оборотня СПИДом. Ну, а если нет, то придется поехать в столицу и, жертвуя собой, серьезно заняться сексом - таков удел всех врачей, желающих поиметь памятник после смерти.