Тотем ночи
Шрифт:
– Идите и постарайтесь больше волю фантазии не давать.
– Слушаюсь.
Закрыв за собой дверь, капитан горестно вздохнул. Откуда в нем столько скептицизма? Чудеса тем и примечательны, что не требуют доказательств и не оставляют после себя материальных следов. Это аксиома, которую пытались вбить ему в башку родители, приговаривая, что жизнь рано или поздно поставит его перед фактом. И вот, похоже, этот момент наступил. Пора отправиться в божий храм и покаяться.
С этой мыслью Захар Иван Николаевич вышел на улицу. Постояв
Капитан себя идиотом не считал.
11:54 В коже было ужасно неудобно. Она слишком туго обтягивала кости, снова потерявшие свою эластичность. Впрочем, эта потеря была не самым неприятным из всего, что с ним приключилось за последнее время.
Все беды начались, когда семья вышла из лесу. Да, Мать сказала именно так:
"Запомните, теперь мы семья". С рассветом все они оделись и вошли в каменный лес. Если бы не рассказы старших братьев, он бы непременно запаниковал от обилия запахов и незнакомой обстановки. В принципе, так оно и случилось, но немного позже, когда на него, почуяв чужака, бросилась огромная черная псина.
Тогда-то он и сделал самую большую ошибку в своей короткой жизни бросился бежать и вся свора погналась за ним. На бегу думать было еще труднее, чем при ходьбе, но передвигаться на четвереньках в образе человека было абсолютно неудобно да и Мать строгонастрого запретила делать это в городе.
Все кончилось тем, что его сбила вонючая громыхающая телега, разрисованная красными крестами. Тогда он даже не успел почувствовать боли. Никто и никогда не говорил ему, что такое машина. Один из братьев просто сказал, чтобы они есть и ему нужно стараться не выделяться из толпы, а на улицах просто подражать людям. Попробовал бы сам сделать это, когда с десяток псов готовы вцепиться тебе в задницу!
Мгновенно наступила тьма, сменившаяся холодом, когда пришел в себя. Только тогда, в ловушке, ему стало безумно страшно. Ужас при мысли о том, что никогда не увидит стаю, заставил искать выход отнюдь не самым остроумным способом. Ему бы подождать до рассвета, но нет, он полез на рожон таким, как был...
Все, что говорила Мать - оказалось правдой. Люди испугались его и попытались убить. Когда им это не удалось, они снова связали его, улучив подходящий момент. Попытаются ли они убить его еще раз?..
Странные создания - неужели это им тоже идет на пользу? Мать говорила, что они совсем непохожи на нас - свободных... Что они убьют меня из зависти, но не из-за того, что их желудки пусты... Что для них радость убийства не в сочном куске мяса, а в самом лишении любого существа жизни... Что им чуждо само понятие свободы и поэтому они окружают себя стенами... Что мне нечего бояться, пока не попал внутрь... Что человек волку - человек... Так учит людей их добрый Бог, которого они себе придумали, чтобы убивать с чистой совестью...
Голый, связанный по рукам и ногам оборотень беззвучно заплакал, когда в замочной скважине заскрежетал ключ.
11:59 Захлопнув за собой дверь, Довбня осторожно поставил сумку на пол. С балкона долетело жалобное хныканье, вызвал на его лице довольную ухмылку. Сейчас, благодаря старым связям в медицинской сфере, он был готовым во всеоружии ступить на тропинку, ведущую в бессмертию.
– Именно так, - пробормотал он, раздеваясь.
– Проторенный путь ведет на кладбище и только тропинки ведут к бессмертию!
12:33 Куцую кучку людей, провожавших умершую в последний путь, назвать процессией язык у Лены не поворачивался. Кладбище насквозь продувалось ветром и она сильно замерзла в ожидании, когда подойдет очередь гражданской панихиды и для бывшей подружки.
Кроме всего прочего, ужасно действовала на нервы истерическая трескотня Лариски. За последние полчаса та уже раз пятьдесят повторила слово "маньяк", делая при этом большие глаза. Кирш поймала себя на мысли, что не мешало бы сдавить длинную, но противно-мясистую шею подруги, чтобы те вылезли из орбит окончательно. Только из-за этой дуры она оказалась здесь...
– Боже, иже еси на небеси, убереги рабу твою от маньяка злобного! неожиданно закатила к серому небу выпученные очи Лариска.
Лена искоса глянула на нее. В контексте молитвы маньяк еще не упоминался.
– И конца ужасного, - подсказала она.
– И конца ужасного!
– послушно повторила подруга и смахнула слезинку под левым глазом. Осторожно, чтобы не размазать тушь.
Кирш с трудом удержалась, чтобы не расхохотаться. Это было бы логичное окончание как нелепой молитвы, так и речи над гробом, которую мямлил отец Машки.
Она не испытывала ничего, кроме злости, но ножа, чтобы успокоиться, под рукой не было.
При воспоминании о любимом транквилизаторе, Лена посмотрела украдкой на часы.
Ее уже ждали в гараже, куда безнадежно опаздывала.
Она осмотрелась. Раствориться в толпе провожающих не представлялось возможным в виду отсутствия таковой. Оставалось ждать, чтобы соблюсти проклятые приличия - условности поведения, пережитки морали каменного века, которые уже давно засели ей в печенках. С таким же успехом, будь Иисус Христос каннибалом, была бы освящена традиция поедать ближнего усопшего.
Лена хмыкнула. В этом случае ей бы пришлось думать о фигуре и диете.
Мертвая подружка была довольно упитанной и тризна удалась бы на славу. Смешно, ей-богу, когда понимаешь, что все зависит от набора случайностей этакого кодекса случая, шестеренки которого мнут человека, беспощадно вылепляя из его сознания нечто, считающееся нормой или наоборот.
Двигаясь бочком, она попыталась покинуть неестественное с точки зрения среднего людоеда сборище, но неожиданно почувствовала толчок в спину и обернулась.