Товарищ Миша
Шрифт:
– Согласен, Алексей Викторович, странный он. Но пока предпосылок не доверять ему, у нас нет, – вступил в разговор третий командир.
– Сергей Сергеич, да у него всё шито белыми нитками. Сказка на сказке и сказкой погоняет, – парировал комиссар.
– Спешить, однозначно, не следует, – подвёл итог полковник, – вернётся разведка, и всё узнаем.
Странное дело, но Мишка не волновался, а дрых без задних ног. Красноармеец, которому доверили его охрану, только удивлялся такому спокойствию и крепкому сну. Мишка улыбался во сне и почавкивал. Быстрову оставалось лишь завидовать. Последние несколько дней их полк находился в постоянном контакте с врагом. Продовольствия и боеприпасов не хватало, спали урывками. Первые сутки, когда немцы не тревожили отряд.
А Мишка
– Ты здесь не случайно, Мишаня. Судьба даёт тебе шанс ощутить себя человеком. Жизнь, она не одна, как думают многие. Жизнь даётся разная. Кому-то приходится зверушкой побыть, а кому и опять человеком, чтобы отработать карму своего рода и зачастую свою прошлой жизни. Тебе надо просто поверить в себя. Пока ты многого не умеешь, но всё поправимо. Используй то, что тебе дадено. И девушку не обижай. Она твой залог жизни…
Мишка хотел задать вопрос, но Терёхин исчез…
Мишке поверили, хотя комиссар продолжал смотреть в его сторону с подозрением, несмотря на подтверждение слов лётчиком, санинструктором и красноармейцами, которых привела в отряд разведка. Пулемёт и наган не вернули, выдали винтовку с пулей, застрявшей в прикладе, и пять патронов.
Полковник решил прорываться на соединение с основными силами дивизии атакой через близлежащее село, мотивируя решение, что с ранеными на подводах по лесам и дорогам идти долго, а ситуация на войне меняется быстро. Разведка не нашла крупных сил противника и доложила о наличие в населённом пункте до полувзвода солдат.
Атаку запланировали на 5 часов утра.
Мишка сидел у костра и задумчиво смотрел на огонь. Рядом расположились Кухарин и Варфоломей. На душе было тоскливо и уныло. Новая жизнь в прошлом резко контрастировала с прошлой жизнью в будущем. Там он пачками уничтожал врагов на компьютере и мог в любой момент возродиться, если, вдруг, погибнет. Здесь, если убьют, то значит – убьют. Совсем убьют. Хотелось вернуться назад в тишину и спокойствие, к родителям. Теперь он с удовольствием бы выслушал мамины претензии по поводу его своей жизни. Получил бы от отца нагоняй за украденные деньги. Наверное, лучше так, чем сидеть у костра с винтовкой в руках и ждать утреннего боя, в котором неизвестно, выживет он или нет. Мишка не раз задавал себе вопрос. Кто для него эти люди вокруг? Предки. Только воевали они за советскую власть, за советскую родину и Сталина. А он родился в совершенно другой стране, где советское прошлое осталось в ветеранах, пенсионерах и в истории. Он уже столько раз удивлялся тому, как ведут себя люди этого времени по отношению друг к другу. Делятся последним сухарём, прикрывают собой от пуль, отдают последнее. Терёхин постирал его исподнее, и никто ничего ему не сказал, словно это в порядке вещей. В будущем засмеяли бы. Тут подтрунивают друг над другом, но в любой момент готовы прийти на помощь. Люди здесь, действительно, другие. Там, в будущем, если бы случилась беда, вряд ли кто из его, так называемых друзей, пришёл бы на помощь. А здесь он почему-то уверен, что придут не только друзья, но все, кто окажется рядом. Вот ведь парадокс. Они живут бедно, без компьютеров, машин, телевизоров, даже радио есть не у всех, но любят свою родину, землю, край и деньги для них не главное. Потомки живут прилично, имеют машины, квартиры, дачи, падки на деньги и стремятся уехать за границу, забывая свои корни, родину, дом.
Мысли теснились в голове, рождая такие вопросы, на которые ответить Мишка оказался не в состоянии. Он понял, что ценности изменились со временем, но никак не мог понять почему. Смена строя, другие отношения и всё такое, понятно. Где самопожертвование ради других, ради своей родины? Такие люди, конечно, ещё остались, но их мало. Очень мало…
– Можно?
Вопрос прозвучал над ухом Мишки неожиданно, он дёрнулся, и чуть не уронил винтовку в костёр.
– Извините, – Лена стояла рядом и немного растерянно смотрела в сторону. – Вы не спите, а я тоже не могу заснуть. И решила посидеть с вами у костра.
– Да, конечно, – Мишка засуетился, освободил место на бревне рядом с собой. – Присаживайтесь.
Несколько минут они сидели молча, наблюдали как огонь в костре пожирает дрова. У каждого заготовлены слова, но решиться никак не могли.
– Завтра бой, а мне надо вам сказать. Мне надо сказать…, – Лена запнулась на этих словах и если бы не ночь, то было бы видно, как покраснели её щёчки. – Я хотела сказать, что… Тогда, при первой встрече, у вас был такой взгляд, словно готовы были поднять меня на руках. Словно… Вы даже забыли про раны на ногах. Я тогда растерялась. Не знала, что мне делать. А потом были бои. Смерть, кровь. Всё само собой забылось. Полк разбили. Сначала отступали, нас много было, а потом мы вдруг остались четверо. Когда вы к нам пришли, нас уже было трое. Саша, лейтенант, умер. До самого последнего вздоха уверял, что ещё встанет на ноги. А я знала, что у него гангрена ног и лёгкое пробито. Чудо, что он с таким ранением протянул несколько дней без лекарств. Мы все были готовы к тому, что скоро умрём как Саша. А когда появился ты, я… я… почему-то поверила, что ещё не всё закончено. В первый раз ты мне показался нескладным и неповоротливым, неспособным ни на что. А когда ты схватил тяжёлый пулемёт, словно пушинку, и сказал, что уведёшь немцев в сторону, я поняла, что внешность обманчива. Ты настоящий герой.
– Какой я герой, – ответил Мишка, которого сильно зацепили слова санинструктора Лены. – Герои другие. Я вот не знаю, что буду делать, если танк поедет прямо на меня. Сбегу, наверное.
– Не верю, – засмеялась Лена. – Такие не убегают.
Мишка почувствовал, как сдавило сердце. Прекрасная девушка, которая повидала на этой войне уже достаточно много, говорит именно о нём, как о герое. О нём! Странное ощущение. Он смутился. Может, она просто шутит? Мишка украдкой глянул на серьёзное лицо девушки. Она действительно верит, что он способен совершить геройский поступок? Мишка завис на некоторое время.
– Ты меня слышишь?
– Задумался, – Мишка погладил ладонью цевьё винтовки.
– Тебе надо поспать. И что будет завтра, мы не знаем.
Мишка кивнул, а Лена тихо поднялась со своего места и ушла в темноту.
Утренняя прохлада проникла под гимнастёрку. Мишка пытался согреться, размахивал руками, но всё равно зуб не попадал на зуб.
На короткое время он вернулся мыслями к разговору у костра, но затем они перескочили на предстоящую атаку. Мишка никогда в атаку не ходил, даже в окопе не сидел, когда враг наступает и стреляет в тебя. Тут надо бежать в полный рост и надеяться только на свою везучесть и милость судьбы. С пулемётом было проще, дал очередь и удирай, меняй позицию. В тыл колонне забежал, они не сразу поняли, откуда ведётся огонь. Сейчас будет всё по-другому.
«Какой ты, Мишка, герой, у тебя даже коленки трясутся от одной мысли, что сейчас идти в атаку на пулемёты. А пулемёты у них точно есть, и не один, а может и не два. Выкосят, как газонокосилкой. Это не игра…».
К клацанью зубов и дрожанию коленок добавилось ощущение реальности.
«Если меня убьют, то я умру… Меня больше не будет… А Лена?.. Как это меня не будет? Меня не могут убить!»
Село чуть виднелось в предрассветных сумерках, когда отряд достиг крайних домов. Снять часовых на посту без шума не удалось. Первым сюрпризом оказались два пулемёта, замаскированных в окраинных огородах. Атакующие порядки наткнулись на шквальный огонь. Атака была сорвана. Хотя небольшой отряд, к котором прикрепили Мишку, сумел прорваться на улицы села с восточной стороны поселения. С боем добрались до небольшой церкви и встретились со вторым сюрпризом. Два бронетранспортера с пулемётами и танк не оставили шансов атакующим. Мишка не успел забежать за угол церкви, когда рядом встал столб земли. В голове что-то разорвалось, и свет, вспыхнув ярко, резко погас…
Постепенно вернулось сознание. Тяжёлые веки медленно поднялись, но света не было. Попытка пошевелиться лишь разбудила головную боль. К пересохшему горлу подкатила тошнота, хотелось пить. Шершавый, будто раздувшийся язык, не повиновался. С трудом, через боль, перевернулся на бок. Глаза сразу выхватили тоненькую полоску света, проникающую, по всей видимости, из-под двери. Стало немного легче. То ли от изменения положения тела, то ли от увиденного света. В затылке ощущалась тяжесть, на ощупь оказалась довольно солидная шишка.