Товарищи
Шрифт:
Ребята были горды, что в их группе учится единственная на всем отделении формовщица, ревниво оберегали ее, чтобы никто не обидел, всегда старались услужить и терпеливо сносили ее колкие насмешки. Короче говоря, она была любимицей не только в группе, но вообще в литейке. Ее любили за веселый нрав, за острое словцо, за смелость и жизнерадостность.
Васька Мазай считал себя другом и покровителем Оли, и она знала это, хотя он и разговаривал с ней никак не чаще и не дольше, чем принято между соучениками. Ему иногда и хотелось пошутить, посмеяться с Олей, пройти с ней рядом по пути в столовую или в кино, но он сдерживал себя, боясь,
Хотя Оля иногда и доводила Мазая до белого каления, но во всех ссорах и столкновениях в группе вставала на его сторону, даже не интересуясь, кто из спорящих прав: она была убеждена, что прав он. А если ей доводилось услышать, что в разговоре меж собой кто-то из ребят плохо отзывается о Мазае, тут же начинала спорить, защищая его.
Сергей, придя в цех, рассказал ей о вчерашней драке. Оля сначала не поверила, что новичок избил Мазая. Она просто не могла представить себе, чтобы Ваську мог кто-то обидеть, чтобы Мазай допустил это. Она была убеждена, что Мазай справится с любым забиякой. А тут рассказывают, что он даже закричал. Оля живо представила себе сцену драки. Вот новичок — огромный, широкоплечий, в два раза выше Мазая — схватил Ваську, прижимает к земле, Васька сопротивляется, отбивается, но тот всей тушей наваливается на Ваську, пускает в ход свои страшные, огромные кулачищи…. Оля почувствовала к этому новичку отвращение и неприязнь.
— Он, наверно, такой, что и быка свалит? — спросила она у Сергея.
— Кто?
— Ну, новичок этот.
— Новичок? Почему ты так думаешь?
— А как же иначе? Разве Ваську возьмет какой-нибудь заморыш? Да никогда!
— Новенький-то на заморыша не похож. А насчет быка — клянусь, не осилит. Он… как бы тебе сказать поточнее… такой, как и все. Может, чуть повыше Васьки. Зато Мазай крепче.
— Значит, не толстый?
— Нет. В норме.
— Интересно… А в общем, ничего интересного нет. Подумаешь, подрались! Мне, знаешь, Сережка, кажется, что для драки большого ума не нужно. Бараны и то дерутся.
— Да ты хотя послушай, из-за чего…
— И слушать не хочу! Не рассказывай. Подумаешь, интересно! Это же просто противно. Понимаешь, Сережка? Противно! Не люблю драк. И рассказов о драках тоже. Понял?
— А что ты на меня-то напустилась?
Она не ответила, пошла к своему месту и, не дожидаясь сигнала для начала работы, принялась формовать.
Оля видела, как пришел Мазай, как он говорил с мастером. Она изредка поглядывала на Мазая, и ею постепенно начало овладевать чувство, будто Мазай обидел ее, обманул всех товарищей. Ей хотелось подойти к нему и бросить в лицо несколько резких, обидных упреков.
— Здравствуй, Ольга, — сказал Мазай, занимая свое рабочее место рядом с ней.
Оля, даже не взглянув, кивнула головой и быстро заработала трамбовкой.
Она не заметила, как вошел в цех Жутаев, и увидела его, лишь когда он вслед за Селезневым вышел из конторки. Увидела — и удивилась: она представляла себе новичка совсем не таким. Он был среднего роста, может, чуть повыше Сережки или Мазая, вовсе даже не толстый, а стройный, подтянутый. И идет по цеху не вызывающе, а скромно. И руки у него — совсем не ручищи, огромным кулачищам просто взяться неоткуда. И этот парнишка отлупил Мазая?! Никак не верилось.
Вот тут-то она и спросила Мазая, кто этот «бледнолицый». Спросила, будто о новичке она ничего не знала, — не громко, но и не тихо, чтобы слышали и новенький и ребята.
— Новенький из Сергеевки, — еле слышно пробурчал Мазай.
Делая вид, что появление Жутаева не заслуживает внимания, Мазай уже более оживленно сообщил:
— Баклан пропал.
— Как — пропал? — удивилась Оля.
— Очень просто. Пропал — и все. Будто в воду пырнул, а назад не вынырнул. В общем, был Баклан, и неи Баклана. Тю-тю. Поняла?
— Ну да-а-а? — недоверчиво протянула Оля.
— Вот тебе и «ну да»! Что я, врать стану? Очень мне нужно! Больше делать нечего.
— Может, он в общежитии?
— По-твоему выходит, что я слепой? Верно?
— Да я не говорю, что слепой.
— Баклан тебе не иголка. Мы встали, а его и в комнате уже нет. Кровать убрана, а Баклана нет. Ясно?
— Так где же он?
— А кто его знает!
— Слушай, Вася, а что, если он сбежал?
Мазай ничего не ответил, но по выражению его лица Оля поняла, что Васька уже думал об этом.
Она как раз закончила формовку модели и почти бегом направилась к мастеру. Сообщая о Бакланове, она, нимало не стесняясь, во все глаза рассматривала Жутаева: ей хотелось найти в нем какой-нибудь недостаток, чтобы при удобном случае высмеять новичка перед ребятами.
Но придраться было не к чему. Она мысленно назвала Жутаева тихоней, размазней и пошла на свое место.
Зло на Ваську еще больше разбирало ее. Оля не могла понять, как он мог допустить, чтобы этот ничем не приметный, совсем обыкновенный парнишка побил его. Ей хотелось поиздеваться над Мазаем, высмеять его, довести до исступления.
Но было и другое желание — отомстить новенькому. Отомстить за Ваську хотелось потому, что ей все же было жаль Мазая. А кроме того, ей казалось: Жутаев обидел не только Мазая, но и ее, а обид Оля прощать не умела.
Но Жутаев был далеко, а Мазай под руками. Оля, оторвавшись от опоки, спросила:
— Вася, а как его зовут?
— Кого?
— Новенького.
— Не знаю.
— Не знаешь?
— Сказал — не знаю, значит, не знаю!
— Вот тебе и на! Я никогда так бурно не смеялась. Ты же староста и обязан знать. Обязан!
— Отстань, Ольга!
— Могу отстать.
Мазай решительно принялся за работу.
Оля выждала, пока Мазай не закончит формовку модели.
— Вася, а он, кажется, хороший парнишка, скромный. Правда? А? Как ты думаешь?
Мазай не ответил.
— Ты только глянь, глянь на него! Сразу видно — застенчивый. И симпатичный…
Вдруг Мазай, шагая через опоки и кучи формовочной земли, подошел вплотную к Оле и. сжав зубы, процедил:
— Если ты не отстанешь от меня с этим новеньким…