Товарищи
Шрифт:
— Ну и что?
— Ничего.
— Ну, что ты мне тогда сделаешь?
— Я вообще никогда больше к тебе не подойду. Ты будешь пустым местом.
Мазай резко повернулся, тем же путем зашагал к своим опокам и углубился в работу. Оля намеревалась еще долго «шпиговать» Ваську, но почувствовала, что ему действительно не по себе, и решила отложить «шпиговку» на будущее. А тут еще мастер начал обход цеха.
В конце смены Мазай подал мастеру сводку, где указывались выработка каждого ученика и место, занимаемое
— Молодцы! Постарались. Думаю, ваша группа и сегодня удержит первенство по литейке. Значит, на первом месте опять Мазай — заформовал двадцать три опоки. Хорошо. Молодец. Почти норма взрослого рабочего. Так и нужно, ребята! Только так, только перевыполнять задание!
— Мы стараемся, товарищ мастер. — тоном, полным собственного достоинства, сказал Мазай. — Знаем, для чего работаем. Народ, можно сказать, сознательный. А потом, нечего зря в передовые лезть! Назвался груздем — полезай в кузов.
Чуть склонив голову и сложив у груди ладошки лодочкой, к нему шагнула Оля.
— Василий Павлович, — сладким и вкрадчивым голосом заговорила она, — вы с таким выражением начали сейчас говорить, что я и понять не могу: то ли передо мной Васька Мазай или появился какой-нибудь герой труда.
Кто-то рассмеялся.
— Тише, ребята! — прикрикнул Селезнев. — На втором месте Оля Писаренко. Двадцать одну опоку поставила! Крепись, Ольга! Вот это девчонка! Кроме Мазая, всех мальчиков обогнала. Молодец и есть молодец! Ну как такую не похвалить!.. — Вдруг на лице мастера появилось недоумение. — Постойте! Мазай, почему в списке группы у вас записано только двадцать четыре человека?
— Товарищ мастер, Бакланова-то нет.
— Числите его в группе, пока не будет приказа директора. Вот так… И Жутаева у вас в списке нет. Двое других из второй подгруппы есть, а его нет. Почему?
— Бакланова мы запишем, если вы велите, а этого новенького не нужно нам, товарищ мастер. Не нужно! И мы вас очень просим — пусть переводят его в другую группу. В общем, куда хотят, только от нас подальше.
— Мы, мазаевцы, одни останемся, — подтвердил Коля. — И увидите, какие показатели будут. Правда, Васька? Мы не подведем, товарищ мастер.
— Так нельзя. Ведь один раз уже говорили об этом— и довольно. А вы, Мазай, продолжаете вести свою линию: не включили в список Жутаева. Это называется самовольством, самоуправством. Директор знает, кого и куда посылать. Ему дано право решать эти вопросы, а не мне и не вам, Мазай. Включите в список Жутаева.
Мазай недовольно возразил:
— То хоть один Баклан тянул назад, а теперь и этот будет. Знаем таких работничков!
— А может, и не будет? — сказал мастер. — Нельзя же охаивать человека, не зная его. Ты подсчитал, сколько он заформовал?
— Нет, не считал.
— Напрасно. Староста
— Тридцать две, — негромко ответил Жутаев.
— Сколько? — переспросил Селезнев.
— Тридцать две.
Словно по команде, все повернулись к Жутаеву, зашумели, заговорили.
— Неправда это!
— Не может быть! Обманывает!
— Хвастает!
— Почему вы так думаете? — возразил мастер. — А если человек говорит правду?
— Ни у кого еще не было тридцати двух! Даже у Васьки! — выкрикнул Коля.
— Ну и что же из того? У Васьки не было, а у Жутаева, может быть, и есть. И возмущаться раньше времени нечего.
— Товарищ мастер, проверить надо, — предложил Сергей.
— Идите подсчитайте.
Проверять опоки Жутаева убежала вся группа.
Селезнев спросил Бориса:
— Ты не ошибся в подсчете? Действительно тридцать две?
— Нет, не ошибся. В Сергеевке я за смену до сорока давал, а здесь вот сбавил. Может, потому, что на новом месте, не привык еще.
Убежали ребята с шумом и гамом, а вернулись притихшие, пораженные. Мазай вплотную подошел к Жутаеву и, не спуская с него широко открытых глаз, сказал:
— Тридцать две. Здорово! Вот это здорово! Даже не верится, товарищ мастер. Шутка сказать — за смену тридцать две опоки!!
— Проверили? — спросил Селезнев.
— Проверили, товарищ мастер.
— Опоки считали?
— Считали, товарищ мастер.
— Мазай считал, — добавил Коля.
— Мазай считал, а мы пересчитывали, — сказала Оля.
— Вот это новенький!
— Дал всем нашим ударникам напиться досыта.
— Товарищ мастер, — растерянно сказал Коля, — значит, на первом месте не Мазай, а Жутаев? Правда? А Мазай теперь на втором?
— Правильно… Ну, Жутаев, поздравляю! Хорошо начал работу в училище. Здорово!
Селезнев крепко пожал руку Борису.
А тот стоял смущенный и, когда поднял голову, прямо перед собой увидел устремленные на него синие глаза Оли Писаренко и от немого вопроса в них смутился еще больше.
ДОМА
— Опаздываешь, — сказала она дочери. — Я уже хотела одна обедать. Засиживаться-то дома мне никак нельзя, а тебя все нет да нет. Только одной скучно, и обед не в обед. Где это ты задержалась?
— Я на минутку в читальню забежала — понимаешь, на одну минутку! — да и сама не заметила, как просидела там. Глянула на часы — бегом домой! Ты не сердись, мамка, я снова буду как всегда. Вот даю слово! Не веришь?