Тойво - значит "Надежда" 2. Племенные войны.
Шрифт:
Ему было, с чем сравнивать, поэтому он сравнивал. Не места, конечно, им посещенные, а время, им прожитое. Плохо стало с обмундированием, плохо стало с условиями жизни и совсем плохо стало с едой.
Как-то встретился Акку Пааси - он тоже теперь на командира обучался. С его-то послужным списком отъявленного хулигана!
– А куда деваться-то?
– сказал он, радостно пожав руку Тойво.
– Лииса, падла, подженилась, в апартаменты перебралась. Меня, как неответственного квартиросъемщика, попросили вон, в квартиру снова прислугу определили. Куда пойти беспризорнику? В ЧК, либо в армию.
–
– К Рахья теперь просто так не подойдешь, - вздохнул Акку.
– Да ни к кому из верхушки просто так не подойти. Они теперь важные, они теперь на защите у государства.
Ну, пес его знает, какие сегодня обычаи в финских эмигрантских кругах практикуют! Пока трудно судить, что же такое происходит - может, правила игры того требуют. Высшие чиновники занимаются государственными делами, народ попроще затягивает пояса - военное время, ничего не попишешь.
– Погоди, - сказал Тойво.
– У нас же денег, как у дурака фантиков, ты сам их машиной вывозил. Отчего же нам, курсантам, так голодно?
– Хороший вопрос, - как-то нехорошо ухмыльнулся Акку.
– Задай его при случае Эйно Рахья, либо Гюллингу, либо Ровио. Куусинену уже не задать, так, вероятно, именно поэтому-то и не задать.
Нехороший ответ на хороший вопрос нисколько не удовлетворил Антикайнена. Он спешно распрощался с Пааси и пошел по своим делам. Вообще-то дел у него не было, разве что посещение библиотеки. Но и там он не задержался. Некто Войтто Элоранта, собрав вокруг себя человек пять, строго хмурил брови и рассказывал какую-то историю. Вероятно, рассказ был невеселым, потому что люди вокруг него тоже начали хмурить брови и сжимать кулаки в карманах.
Тойво не смотрел в сторону кучкующихся курсантов, но взгляд мельком отпечатал в памяти всех собравшихся. Лидер группы несколько выделялся среди прочих, словно был иным на этом празднике духовной библиотекарской жизни. По возрасту этот человек в курсанты не подходил, но, раз он здесь, может - преподаватель?
Антикайнен бессмысленно смотрел в выбранную им подшивку "Военного вестника" за 1913 год и напрягал голову: на кого этот человек был похож? Голова, падла, напрягалась плохо. Он еще не знал, что полемизирующий по какой-то важной теме субъект - это Войтто Элоранта, деятель коммунистического движения Финляндии еще времен Первой Российской революции.
Бросив бесплотные попытки чтения, Тойво отправился на выход. В дверях столкнулся с Алланом Хаглундом, еще одним знакомцем по событиям в Турку. Они тепло поздоровались, но Аллану было некогда беседовать, он торопился к тем парням, которые с открытыми ртами внимали старшему товарищу.
Уже на подходе к казарме, Антикайнен, вдруг, понял, с кем можно было сравнить человека из библиотеки. Да это же вылитый пламенный революционер Саша Степанов! Та же убежденность в своей правоте, или - своей избранности, те же жесты, то же выражение полного удовлетворения от того, что ему внемлют. Упомянутый Степанов вновь слыл в Финляндии революционером. Ну, если не очень революционером, то оппозиционером нынешней власти - это точно. В противники режиму всегда выгодно назначать политических проституток, чтобы те делали вид борьбы, сопротивления и прочего неповиновения. Саша на эту роль подходил на все сто процентов.
Но если к ним на курсы проник какой-то неприятный человек, то ему явно что-то надо, что-то нехорошее.
Тойво начал намеренно искать встречи с Хаглундом, чтобы кое-что выяснить по этому поводу. Наконец, как-то встретившись возле стрельбища загородом, они переговорили, повторив разговор, который состоялся несколькими днями ранее, после ухода Тойво из библиотеки.
– Кто это такой?
– спросил "двойник" Степанова.
– Ну, тот, с кем ты в дверях беседовал.
– Кто это такой?
– спросил Тойво.
– Ну, тот, который с людьми говорил в библиотеке.
– Это товарищ Тойво Антикайнен, - ответил в первом случае Аллан.
– Это товарищ Войтто Элоранта, - ответил во втором случае Хаглунд.
– Мутный чувак, - сказал Элоранта.
– Мутный чувак, - сказал Антикайнен.
– Эге, - почесал затылок Аллан в обоих случаях.
Тойво, конечно, был наслышан о супругах Элоранта. Ему рассказывал о них в свое время Отто Куусинен. Больше, конечно, про мужа говорил, потому что, положа руку на куусиненское сердце, недолюбливал он Войтто.
Когда-то в далеком 1905 году революция была модной в Финском княжестве. Политика требовала разделить момент: либо одобряешь, что в России творится - тогда "за", либо не одобряешь, что в России творится - тогда "против". Воздержавшихся быть не должно. Финское общество, условно названное пролетарским, даже разделилось на стороны, в которых, соответственно, возникли радикалы. Эти радикалы с обеих сторон стали враждебными: левые - красными, правые - белыми. Чепуха, конечно, на постном масле, но организаторы такого разделения на этом не ограничились. Красные создали боевую организацию "Красную гвардию", белые тоже, вероятно, что-то создали в соответствии с их цветовой гаммой.
Бывший капитан царской армии Йохан Кок, вышедший в отставку в возрасте 35 лет, ничего интересного на гражданке не нашел, поэтому вступил в финляндскую Социал-демократическую партию. А тут - революция в России! Хотелось на баррикады, хотелось умереть под красным знаменем где-нибудь на Пресне, а потом, конечно, ожить, чтобы посмотреть, как все горюют по такому отважному революционеру.
Но, откуда ни возьмись, появился молодой решительный Войтто Элоранта и сказал: "Кок, так тебя и эдак. Создай Красную гвардию! А я тебе в помощники!" Экс капитану было уже 44 года - мудрый был аксакал. Он и создал и даже в октябре 1905 года взял под контроль Гельсингфорс без пригородов. В пригородах засели финско-шведские националисты и били морду красногвардейцам, если те туда по какой надобности забредали.
Потом всеобщая забастовка, манифест, который Коку предоставил в готовом виде Элоранта. Манифестов было много, их писал все, кому не лень - даже молодой тогда Саша Степанов. Но именно этот очень не понравился жандармскому управлению.
В итоге талантливого организатора Кока принялись отлавливать, чтобы впаять ему срок за измену, если не Родине, то лично генерал-губернатору. Йохан подумал: "Ну, его нафик, эту революцию!" Скрылся в Швеции, потом переплыл по-собачьи в Англию и оттуда на пароходе вторым классом в Америку. "Чудом ушел, чудом!"