Тойво - значит "Надежда" 2. Племенные войны.
Шрифт:
Гремит под ногами дырявая крыша.
Ныряю в чердачный удушливый мрак.
Пока все нормально. Голуби, тише!
Гадьте спокойно, я вам не враг.
Вот он - тайник, из него дуло черное.
Вытащил, вытер, проверил затвор.
Ткнул пулеметом в стекло закопченное,
В морды кварталов, грызущих простор.
Гуд голосов снизу нервною лапою
Скучно вам, серые? Счас я накапаю
Правду на смирные ваши мозги (Ю. Шевчук - Террорист).
"Мы пришли, чтобы убрать руководство и пропасть ее отделяющую", - слова, словно текст Присяги, всплыли в памяти
В зале заседаний распахнулась дверь, и из нее выбежал вооруженный маузером красный командир Юкка Виитасаари. Он начал палить по сторонам, пытаясь пробиться к двери на лестничную площадку, и ему бы это удалось, да все парни-оппозиционеры в это время уже обучено рассредоточились в коридоре, проверяя его на наличие дополнительных входов-выходов и незамеченных ранее посторонних людей.
Юкка ни в кого не попал, но в него самого попали сразу несколько пуль, а Паха прицельно выстрелил ему в голову.
– Мочи козлов!
– скомандовал Пааси, и курсанты ворвались в зал заседаний.
Замер народ, перерезанный пулями.
Дернулся, охнул, сорвался на визг.
Моя психоделическая какофония
Взорвала середину, право-лево, верх-низ.
Жрите бесплатно, царечки природы,
Мысли, идеи, все то, чем я жил.
Рвите беззубыми ртами свободу,
Вонзившуюся вам между жил (там же и тот же).
Партийная конференция закричала разными голосами, завыла в разной тональности, заплакала разными матами - они-то все, как раз, поняли, что их пришли убивать. Туомас Хюрскюмурто, партийный работник, кассир военной организации, не имея при себе пистолета, бросил в окно стул, разбив стекло, которое обвалилось наружу. Он бы и сам выпрыгнул, как когда-то в Гельсингфорсе, при попытке ареста, да высота здесь была большая. Тогда, десять лет назад, он, один из организаторов финской Красной гвардии убежал, теперь не смог. Несколько пуль в голову поставили жирный крест на его политической карьере.
Бывший член Финляндского революционного правительства, Совета Народных Уполномоченных, активный деятель КПФ, уполномоченный по транспорту Коста Линдквист, зажимая рану в шее, прокричал, что оставалось сил:
– Товарищи! Прекратите! Пощадите!
– Вы должны умереть!
– ответил кто-то из курсантов, стреляя ему в грудь.
Люди в зале метались в полнейшей панике, защищаясь от пуль поднятыми руками. Никто не понимал, что происходит: откуда взялись враги, почему никто не приходит на выручку. А парни с револьверами, выстроившись в ряд возле дверной стены, методично расстреливали несчастных делегатов партконференции. Каждый из них норовил попасть своей очередной жертве непременно в голову.
Револьвер системы "наган" образца 1895 года вмещал в барабан по семь патронов, но в карманах у стрелков были запасные боеприпасы - у кого сколько влезло, в зависимости от глубины кармана. Кучность стрельбы в условиях ограниченного помещения была настолько высока - точка попадания совпадает с точкой прицеливания на расстоянии до 25 метров - что практически все выстрелы настигли своих жертв. Сила боя, когда пробивная способность пули составляет 4 - 5 дюймовых сосновых досок, не оставляла шанса укрыться.
Тело члена ЦК КПФ журналиста и литератора Вяйне Йокинена, бывшего некогда в эдускунте Финляндии вместе с Куусиненом и Гюллингом, вздрагивало от каждого выстрела. Он был уже давно мертв, но кто-то из курсантов продолжал стрелять в него, как в большую тряпичную куклу.
Бывший рабочий-металлист Теодор Кеттунен, распорядитель военной организации финской компартии, лежал, тесно прижавшись к бывшему булочнику Юхо Сайнио, оказавшемуся на конференции совершенно случайно, оба - изрешеченные пулями.
Курсанты стреляли, пока все боеприпасы не были израсходованы. Несмотря на то, что в патронах использовался бездымный порох, в помещении образовался какой-то туман - то ли дым, то ли мельчайшая взвесь от кровавых брызг.
Люди опомнились, опрокурорились
Влезли на крышу - вяжи подлеца!
– Я ж холостыми, - харкая кровью,
Он выл на допросах, еле дыша.
– Ради любви к вам пошел я на муки,
Вы же святыни свои растеряли!
– Нечего, падла, народ баламутить!
Взяли и вправду его... Тра-та-та (там же и тот же)!
В наступившей тишине оглушительно стонали раненные - не каждый мог слушать эти звуки без трепета. Однако если бы Пааси отдал распоряжение - "Режь!" - курсанты бы стали резать. У всех были с собой финские ножи - пуукко, и они бы, не моргнув глазом, пустили их в ход.
Но Пасси сказал:
– Отходим!
Хаглунд продублировал команду, и они неспешно начали, один за другим, покидать "кровавую баню". В клубе Куусинена осталось лежать восемь трупов. Десять человек оказалось ранено, в том числе и старший брат покойного Юкки и здравствующего Эйно - Яакко Рахья.
Тихо стонал от потери крови раненный в живот член ЦК КПФ Кари Эвя, зажимал простреленную грудь Армас Паккинен, совершенно случайно оказавшийся на партконферренции, пускал кровавые пузыри изо рта заведующий конспиративными квартирами Йохан Саватолейкунен. Прочие раненные не могли сообразить: придут их добивать, либо уже нет? Не отдавая себе отчет, они то-ли стонали, то-ли плакали.
У подъезда, сдерживаемые выставленными напоказ гранатами, стояли милиционеры, совершеннейше недоумевая, что происходит? Звуки выстрелов в элитном доме и разбитое стулом окно заставило все соседствующее со зданием отделение милиции в спешном порядке выступить по тревоге с пистолетами наголо.
Те милиционеры еще не воспитывались в стиле современных "расстрельных команд", поэтому со своей стороны не открыли стрельбу в выходивших из подъезда вооруженных и каких-то торжественных людей.
Не пройдет и ста лет, как менты и полицейские всего мира, при случае, собравшись в кучу и ощетинившись автоматическим оружием, станут кричать, перебивая друг друга, про "руки вверх", "на колени", "не шевелиться" и прочее, а потом, по чьей-то команде будут стрелять в замершего на коленях человека с поднятыми к небу руками. Расстрел? Расстрел, но, как бы не в счет. Ментам и полицаям - благодарности, и невдомек им, что ничем они, болезные, не отличаются от настоящих расстрельных взводов НКВД столетней давности.