Тойво – значит надежда. Красный шиш
Шрифт:
– Никакой стрельбы не подразумевалось, – словно оправдываясь, добавил он. – Они должны были просто отжать деньги – вот и все. Экспроприировать экспроприаторов, как любил говорить товарищ Вова Ленин.
Тойво понимал, что любые вопросы, касающиеся перераспределения денег, организовывают люди, которым хорошо известна природа происхождения всех этих денег. В данном случае среди организаторов могли быть как наши – те, что с Куусиненом, так и не наши. Во втором случае просматривалась зловещая фигура Маннергейма. Любопытно.
– Полагаю,
У Антикайнена почему-то язык не поворачивался сказать, что все эти деньги были добыты при его непосредственном участии. Вероятно, потому что достаточно большую сумму он по непонятным причинам сокрыл и от товарищей, и от врагов. Лишь два человека знали об этом: он и спортсмен Пааво Нурми. Ему не хотелось вспоминать события двухлетней давности, боясь, что каким-то образом проницательный Куусинен догадается, что Тойво сдал в партийную кассу не все.
– Ну, не стоит скромничать – это ты добыл нам все, что должно было уйти Таннеру и Манергейму, – сказал Отто. – И тебя же первого за эти деньги закрыли в кутузку. Не подозрительно?
Часть партийной кассы, которой принялись распоряжаться по своему усмотрению братья Рахья, и была целью всей операции с «Револьверной оппозицией». Но пошло все по другому сценарию.
Куусинен выглядел удрученным.
– Позволь, – догадался, наконец, Тойво. – Так деньги у Рахья все-таки пропали? И пропали неизвестно куда?
Отто несколько раз кивнул головой в полной задумчивости.
– Буржуи? – спросил его Антикайнен, намекая на Маннергейма и компанию.
– В том-то и дело, что нет! – ответил Куусинен. – Деньги ушли какой-то третьей стороне. Можно, конечно, предположить, что Таннер пускает нам пыль в глаза. Но на самом деле они не при делах – это мы знаем теперь наверняка. Также, как и они теперь знают, что мы остались в дураках. Какой все-таки этот Рахья идиот – вывел из оборота такую сумму, чтобы только иметь возможность распоряжаться ей по своему желанию!
Какой из братьев Рахья подразумевался – Тойво не стал переспрашивать. Он внезапно вспомнил лицо человека из окна соседней с Элоранта квартиры. Эстонский мистификатор, Тынис, не мог появиться там случайно. Или, все-таки, мог?
Если изначально предполагался обыкновенный бандитский захват денег, которым должны были заняться вполне опытные парни, то отчего же они пошли в такой разнос? Зачем стрельба, зачем столько ненужных и случайных жертв? Тойво знал всех «револьверных оппортунистов», но ни за кем не замечал каких-нибудь садистских наклонностей.
– В принципе, для Партии это не смертельно, это оказалось смертельно для людей, – продолжал говорить Куусинен. – Предположить, что таким вот образом Рахья, или кто другой попытался закрыть растрату – так смысла в этом вообще никакого. Но если деньги ушли – а никто из стрелков их не забрал – они обязательно должны где-то всплыть.
С этим Антикайнен был согласен, такое дело могла провернуть только организация. Одиночке не потянуть. Ну, а если в организации появились какие-то неизвестные фонды, значит, нужно найти им объяснение, или, хотя бы, совершить хитрый отвлекающий маневр.
– Если в этом замешан кто-то из нынешних вождей, то скоро следует ждать события, которое может отвлечь на себя все внимание, – заметил Тойво.
– Правильно. Будет мятеж. С платформой, требованиями, идейной подоплекой, но совершенно бесцельный, – согласился Куусинен. – С помощью этого мятежа можно, не отвлекаясь на новую революционную деятельность, прибрать к рукам всю власть. У кого банк – тот и банкует. Был Ленин – станет кто-то другой.
– Сталин?
– Может быть, но тут же и Яша Свердлов, опять же – Дзержинский, товарищ Троцкий, да и целая банда еврейчиков. Каждый может на себя одеяло потянуть.
– Но у них же царское золото в резерве! – разговор о видных деятелях начал утомлять Тойво. Он не желал ни с кем из них иметь никаких дел, даже косвенно. Ему хватило общения с Глебом Бокием.
– Царское золото взял Колчак, спрятал его в Японии, те его тотчас же сперли и принялись за государственное развитие: зомбирование населения, промышленный шпионаж и расширение территорий. Японское чудо, а потом корейское чудо и далее китайское чудо.
– Чудны дела твои Господи!
Тойво ощутил, что какую-то правильную мысль он сейчас потерял, что-то очень важное упустил. Вот только что? Проклятые японцы.
– А что мне делать с этим теперь-то? – он вытащил из нагрудного кармана свой паспорт, открыл и прочитал. – Тойво Иванович Антикайнен.
– У меня тоже есть, – кивнул головой Куусинен. – Отто Иванович Куусинен.
«А я Кустаа Иванович Ровио», – подумал в Москве товарищ Ровио.
«Меня зовут Эдвард Иванович Гюллинг», – дунул на мыльный пузырь Гюллинг, нежащийся в ванне дома на Каменноостровском проспекте.
«Ко мне можно обращаться: Адольф Иванович Тайми», – мысленно представился Тайми.
«Оскари Иванович Кумпу, к вашим услугам», – приснилось Оскари Кумпу, отдыхающему после наряда в роте.
Вероятно, паспортист решил всех финнов представить братьями по отцу. Отец-то у пролетариата один на всех: или Карл, или Ильич. Вот блин, отчего же они Ивановичами получились? Паспортиста, подлеца, конечно, расстрелять, но, как говорится, что написано пером, то уже не вырубить топором.
Так и остались все финские коммунисты Ивановичами.
– Ничего страшного, – успокоил Антикайнена Отто, убирая свой паспорт в карман. – Поедешь в Финляндию – паспорт спрячешь в надежном месте. Там тебе Советские документы ни к чему, там они силы не имеют, а мы, стало быть, там вне закона. Так будет всегда.