Трагедия капитана Лигова
Шрифт:
Клементьев всем существом своим чувствует, как работает в глубине корабля машина. Ее ровный ритм вселяет в него уверенность в крепости корабля, которому под стать этот поединок. Георгий Георгиевич испытывает гордость за свое судно, с которым отныне связана вся его жизнь…
Где-то в глубине памяти мелькнул образ Тамары. Нет, не надо думать о ней. Забыть, забыть навсегда.
Тучи над головой продолжали нестись, наваливаясь друг на друга, сливаясь в одну и снова разрываясь.
Клементьев видит, что Ходов устал. Наклонившись к уху боцмана, он кричит:
— Идите отдыхать, Фрол Севастьяныч!
Боцман отрицательно качает головой. Он обижен предложением капитана. Лигов в шторм никогда не отсылал его в кубрик. Как капитан может в непогоду обойтись без боцмана?
Китобоец продолжает идти среди водяных валов, ложась с борта на борт. Волны как будто перебрасывают его друг другу, грозя затопить, и тогда кажется, что судно просит пощады.
Фрол Севастьянович подумал: капитан прав. Нет, сейчас он здесь не нужен. На палубе все надежно закреплено, и морю нечем будет поживиться. А он устал, промок, и хорошо бы передохнуть в теплой каюте, выпить чашку горячего кофе, да и рому не грех пропустить после такого холодного душа.
— Что же, пойду, капитан!
Ходов спускался с мостика. Едва он миновал несколько ступенек, как «Геннадий Невельской» оказался на гребне очередной волны и стал крениться на нос. Боцман крепче ухватился за поручни трапа, откинулся назад, и его взгляд скользнул по холмистому морю. Цепкие, острые глаза в мгновение уловили что-то темное среди волн, но что — Ходов не успел определить: китобоец уже стремительно несся вниз, а за кормой поднималась водяная гора.
Одним броском Ходов оказался около капитана.
— Кажись, суденышко какое треплет, капитан!
— Что-о-о? — не расслышал Клементьев.
Ходов не успел повторить. Китобоец взлетел на вершину встречной волны, и капитану открылся морской простор. Клементьев увидел невдалеке от «Геннадия Невельского» рыбацкую шхуну.
Одна ее мачта была снесена, на второй бились по ветру обрывки паруса. Но рулевое управление еще действовало — шхуна держалась против волны.
«Крепкой постройки», — оценил Клементьев. Людей на палубе не было. Они, видимо, скрывались внизу, и только у руля виднелись белые фигуры.
— Спасать надо! — закричал Ходов. — Долго не продержатся.
— Людей наверх! — приказал Клементьев. Ходов бросился в кубрик к матросам. Клементьев подошел к рулевому:
— Отдохните, Петер!
Мокрое продолговатое лицо матроса с подстриженными короткими бакенбардами выразило удивление. Капитан опять хочет стать за штурвал. Нет, Петер Абезгауз такого еще никогда не видел за все двадцать лет своего плавания. Неужели капитан во время сильных штормов не доверяет ему? Ведь он даже в такую дьявольскую погоду держит судно точно по курсу. Темные глаза немца смотрели с гневом, он пожал плечами и уступил место Клементьеву.
Георгий Георгиевич нашел взглядом среди водяного хаоса шхуну. Теперь она была еще ближе, и Клементьев разглядел, что судно низко сидело в воде. «Наверное, есть пробоина и в трюме вода», — с беспокойством подумал капитан, соображая, как лучше подойти к шхуне. На ней уже заметили китобоец и поняли намерение моряков. Судно пошло на сближение с «Геннадием Невельским».
На палубе китобойца стало оживленно. Матросы, привязавшись длинными концами к леерам, следили за рыбацким судном. Ходов отдавал команду.
Клементьев старался подойти к шхуне с наветренной стороны. Это долго не удавалось. Едва «Геннадий Невельской» становился параллельно шхуне, как новая волна или разметывала их, или грозила навалить друг на друга.
Шхуна становилась все менее поворотливой. Теперь ее палуба была значительно ниже палубы китобойца. Клементьев не отходил от штурвала. По его лицу сбегали струйки воды. Только раз Петер обратился к капитану: — Разрешите мне, герр капитан!
Но Клементьев так взглянул на штурвального, что тот немедленно отступил и, уцепившись за поручни, стал следить за рыбацким судном и палубой своего китобойца. Волны часто перекатывались через нее, и тогда матросы, стоя по пояс в воде, цеплялись за леера. Все они давно промокли. С головы Ходова сорвало зюйдвестку.
Китобоец никак не мог сблизиться со шхуной. Когда одно судно подбрасывало вверх, другое уходило вниз.
«Кажется, корейские рыбаки», — подумал Клементьев, следя за суетившимися на шхуне людьми. Одетые в легкие полотняные штаны и рубашки, они с надеждой следили за «Геннадием Невельским».
Клементьев видел их темные бронзовые лица. Он чувствовал себя обязанным спасти этих рыбаков — таков закон моряков. Продлись шторм еще три-четыре часа, и они пойдут ко дну.
Капитан выжидал удобный момент, и вот он наступил. Большая волна несла китобоец на шхуну, которая уже потеряла управление.
Расстояние между ними быстро сокращалось. Сейчас все зависело от точного глазомера.
Клементьев быстро повернул штурвал. Он удачно рассчитал расстояние и использовал минутное затишье. «Геннадий Невельской» ринулся к шхуне так стремительно, что Петер отшатнулся, ожидая, что суда столкнутся и, быть может, оба погибнут. Смертельная бледность залила его лицо. Матросы на палубе замерли. У всех похолодело на сердце. Но капитан быстро переложил штурвал, и суда оказались рядом, борт о борт.
— Прыгайте! — хрипло вырвалось у Клементьева, который понимал, что сейчас суда разойдутся. В его распоряжении было всего несколько секунд. Он сдерживал судно, как опытный наездник скакуна.
Георгий Георгиевич не слышал, как в тот же момент боцман крикнул корейским рыбакам:
— Прыгайте скорее, мать…
Соленое словцо сорвалось по привычке. Рыбаки не услышали голоса Ходова, но поняли его жесты, догадались, что надо делать. Шесть человек, один за другим перелетев узкую полосу бушующей воды, оказались в руках русских моряков. В ту же секунду волна ударила в корму китобойца, и Клементьев едва успел отвести его.