Трагедия капитана Лигова
Шрифт:
Чиновник в халате слушал переводчика с надменным выражением лица. Когда же он узнал, что находится на китобойном судне, то вначале, как и вся его охрана, пришел в замешательство, а затем гневно сверкнул глазами и яростно закричал. Рыбаки, не прощаясь с русскими, стремглав спрыгнули в лодки.
Переводчик с каким-то непонятным для Клементьева опасением перевел приказ кунжу:
— Американские китобои должны немедленно уйти и больше никогда не приближаться к корейскому берегу. Иначе их ждет гнев императора и заключение в крепости.
— Мы русские китобои, — поправил Георгий Георгиевич. — Идем во Владивосток.
— Русских китобоев нет! — ответил кунжу. Капитан продолжал настаивать на своем, но корейцы не хотели ему верить, даже несмотря на то, что над судном развевался русский флаг. Клементьев терпеливо продолжал убеждать кунжу в том, что он русский. Наконец Ким Каук Син несколько смягчился, но от своего требования не отступал. Сухо распрощавшись с Клементьевым, он спустился в лодку, которая отошла от судна на кабельтов и остановилась.
— Неблагодарный народишко. Спасибо даже за спасение своих единоверцев не сказали, — проговорил Ходов с горечью. — А рыбаки-то отказались взять харчи и платьишко. Когда я им предложил, так они как черт от ладана шарахнулись.
С лодки, в которой был чиновник, донесся крик. Переводчик, сложив рупором руки, вновь требовал, чтобы китобоец немедленно покинул бухту.
— Странно, — пожал плечами Клементьев, который все еще стоял у борта. — Совершенно непонятно, почему корейцы так враждебно относятся к китобоям.
Это было неприятно еще и потому, что Георгий Георгиевич уже давно решил вести промысел не у Шантарских островов, где охотиться можно было лишь в течение недолгого лета, а у Южного Приморья и незамерзающих берегов Кореи. Как же он будет разделывать на берегу китовые туши? Будут ли корейцы, у него работать? «Впрочем, все надо узнать, проверить, — успокоил себя капитан. — Нечего раньше времени волноваться».
Клементьев приказал Ходову выбрать якорь и поднялся на мостик. Бросив последний взгляд на корейский городок, капитан в невеселом настроении стал выводить судно из бухты.
Петер переложил штурвал, и китобоец, набирая ход, вышел в открытое море. Проверив проложенный курс во Владивосток по карте, Клементьев приказал:
— Так держать!
— Есть так держать, — ответил Петер и, не удержавшись, добавил: — Зря, капитан, вы вчера рисковали и жизнью, и судном. Корейцы-то не очень благодарны. Можно сказать, выгнали нас из бухты.
В глазах Абезгауза мелькнул насмешливый огонек. Клементьев быстро повернул голову, в упор посмотрел на штурвального и резко сказал:
— Действия капитана не обсуждать! Мы спасали людей! А это долг и честь каждого моряка.
Он повернулся. Абезгауз с ненавистью посмотрел ему в широкую спину. Один из немногих иностранцев, принятых Клементьевым на судно, он считал для себя унижением служить у русского, и только безденежье, в котором Петер оказался, заставило его наняться на «Геннадия Невельского».
Абезгауз сжал ручки штурвала. Зазнайка! Этот капитан еще попомнит Петера Абезгауза. Лига гарпунеров не простит ему нарушения ее законов. Петер постарается, чтобы Лига все знала о Клементьеве. С покрасневшим от злобы лицом он смотрел вперед недобрыми глазами. Китобоец шел на север.
Клементьев, погруженный в думы, расхаживал по мостику. Вот и подходит конец перехода… Совершен он удачно. Уже не одна иностранная газета отмечала быстроту плавания. Все волнения, трудности, которые он перенес за годы строительства корабля, остались позади и сейчас уже казались не такими тяжелыми. У него было свое, самое совершенное китобойное судно в мире, самое быстроходное…
По лицу Клементьева скользнула улыбка. Он вспомнил, как удивлялись судостроители, когда рассматривали чертежи будущего китобойца. По замыслу Клементьева, он должен быть больше и крепче обычного охотничьего судна. Непонимающе качали, головами инженеры и даже пытались отговорить Клементьева от его намерения. Но капитан платил деньги, и ему построили такое судно, какое он хотел. «Геннадий Невельской» чем-то отдаленно напоминал военный корабль. Но это мог заметить только опытный глаз. Никто не догадывался о том, что будущий китобой часто вспоминал шхуну «Мария» после боя с «Блэк стар». Прошло много лет после этого печального события, а Георгий Георгиевич помнил все очень ясно. Да и можно ли такое забыть? Тогда Клементьев служил на сторожевом клипере «Иртыш». Судно шло в бухту Счастливой Надежды, на берегу которой капитан Лигов, или, как его звали моряки во всех портах мира, капитан Удача, основал первую русскую китобойную колонию на Дальнем Востоке. Американские китобои не раз делали попытки уничтожить ее. И вот наконец им удалось свершить свое черное дело. Когда капитан Лигов на своей шхуне «Мария» вышел из бухты, чтобы идти во Владивосток, его атаковала давно подстерегавшая американская шхуна «Блэк стар». Между судами начался бой. Во время перестрелки была убита жена Лигова. Американцы готовились к абордажу, но в это время показался «Иртыш». Пираты смогли убежать. Командир клипера послал Клементьева на «Марию». Там и застал Георгий Георгиевич капитана Лигова у тела погибшей жены. Какое яростное бессилие испытывал тогда Клементьев! Нет, теперь это не повторится!
Капитан осмотрел море. Вдали поднимались фонтаны всплывающих китов. Они отчетливо белели на голубом просторе. Георгию Георгиевичу хотелось отдать команду:
— Полный вперед. Курс — фонтаны по правому борту!
ГЛАВА ВТОРАЯ
Последнее воскресенье октября во Владивостоке выдалось таким солнечным, что жители молодого города в этот день были настроены особенно празднично.
К тому же горожане готовились встретить капитана Клементьева, который решил продолжать дело Лигова. Об Олеге Николаевиче все как-то думали со снисходительным сожалением. Ну разве нормальный человек будет сжигать свое судно, да еще с трюмом, полным товаров? Этого многие не могли простить Лигову, словно он ограбил их.
После отъезда Клементьеву стали предсказывать такую же судьбу, и мнение о Лигове незаметно распространялось и на молодого офицера. Но неожиданно все изменилось.
Сначала из столицы дошли слухи о том, что Клементьев получил поддержку правительства. Это заставило насторожиться, строились всякие предположения, а когда из Петербурга вернулся амурский генерал-губернатор Корф и заявил, что монополия, на китобойный промысел никому дана не будет, кроме господина Клементьева, симпатия общества не замедлила оказаться на стороне Георгия Георгиевича. О нем стали говорить с уважением, он приобрел большой вес. Кое-кто из местных коммерсантов уже прикидывал, как бы стать участником нового предприятия, обещающего большие барыши.
Интерес к Клементьеву возрос еще больше, когда во Владивостоке был получен очередной номер столичного журнала «Русское судоходство торговое и промысловое на реках, озерах и морях». В нем было напечатано письмо Клементьева. В письме он рассказывал о своих планах. Этому письму было предпослано вступление от редакции, где говорилось: «Отрадное впечатление вынесли мы из беседы с господином Клементьевым, молодым, энергичным представителем нашего военного флота, решившимся сделать почин в деле развития китобойного промысла на Дальнем Востоке. Значителен факт, что это предприятие устраняет монополии иностранцев на морские китобойные промыслы по всему побережью морей Охотского и Берингова. Не менее отрадно было слышать о том просвещенном и заботливом участии, с которым отнесся к предприятию пребывающий ныне в Петербурге амурский генерал-губернатор барон Корф. Будем уповать, что личные качества предпринимателя, с одной стороны, и доброе внимание к предприятию высшей местной администрации — с другой, помогут осуществлению нового русского дела на Востоке».