Трагедия России. Цареубийство 1 марта 1881 г.
Шрифт:
Его расчеты оказались правильными, в результате их супруги Хитрово теперь уже вдвоем очутились под домашним арестом. Для Ольги, бежавшей из Сибири, и Морозова, бывшего одним из «московских взрывателей», это приключение могло окончиться особенно плохо.
/…/ супругам Хитрово удалось каким-то чудом убежать из-под домашнего ареста». [876]
Нелепость этого текста является гарантией точности изложения — такое не придумаешь!
876
Е.
Относительно деталей сделаем некоторые пояснения.
Ошанина, будучи настоящей дамой, не могла, разумеется, выйти на улицу, не приведя себя в должный вид. Это, очевидно, заняло порядка часа — отсюда и возникший порядок перемещения действующих лиц.
Морозов действительно был одним из «московских взрывателей». Но его отстранили от работы в подкопе почти сразу — ввиду слабосильности; поэтому он вернулся в Петербург раньше остальных.
Главное же в том, откуда Перовская могла узнать о предстоящем обыске у Квятковского? Сегал, очевидно, все-таки попыталась об этом задуматься (каждому иногда случается заниматься несвойственным делом!), поэтому подчеркивает через пару страниц, что Перовская с Клеточниковым знакома не была. [877]
877
Там же, с. 251.
Остаются две возможности.
Первая: Перовская все же была схвачена по прибытии в Петербург и сразу выдала адрес Квятковского, полученный, допустим от Михайлова, остававшегося в Москве (он выехал в столицу, получив весть об аресте Квятковского), а затем через день или два выпущена, так что ее отсутствия товарищи не заметили. Эта версия отдает чересчур интенсивной суетой, а потому маловероятна.
Вторая, более реальная, о которой мы уже упоминали: Квятковского выдал Фроленко, предупредив затем об этом Перовскую — еще в Москве или даже уже в Питере. Фроленко вполне мог за это время доехать и до Москвы, и до Питера и встретиться затем с Перовской — с момента его исчезновения из Одессы уже миновало порядка трех недель. Ниже мы расскажем, что они действительно поддерживали между собой особую связь: об этом свидетельствовал эпизод при аресте М.Р. Попова в феврале 1880.
Так или иначе, но, с одной стороны, у Перовской взыграли остатки совести — и она, пусть и с опозданием, попыталась предупредить Квятковского. С другой стороны, ее подконтрольность полиции становится уже также совершенно очевидной.
Такая страннейшая вещь, как «домашний арест» «супругов Хитрово» — мера, вообще не применявшаяся в подобных случаях! — указывает на невозможность их арестовать, не бросив при этом тени подозрений на Перовскую.
Еще более красочно выглядит различие судеб «супругов Сухоруковых».
Гартмана так усиленно искала полиция, что товарищи сразу отправили его за границу. Но в феврале 1880 он был арестован и там — в Париже по требованию российского правительства. Встал вопрос о его выдаче России. Это вызвало бурю негодования у французской общественности. В результате выдача не состоялась, что до чрезвычайности обострило тогда русско-французские межправительственные отношения. Затем Гартмана в марте 1880 выслали
Контраст был и с судьбой Степана Ширяева, который соединял провода непосредственно при взрыве в Москве. Он тоже переместился в столицу, начал готовить динамитную мастерскую и был арестован 4 декабря 1879 — т. е. в эти же дни. Внимание, которое власти уделили персонально Ширяеву, отправив его (вслед за Мирским) в Алексеевский равелин, где Ширяев и умер уже летом 1881, тем более подчеркивает то, насколько серьезно они относились к участникам этой акции.
В то самое время, когда такие бури бушевали вокруг «Сухорукова», его «супруга», непосредственно руководившая взрывом, преспокойно болталась и в столице России, и по провинции — так продолжалось вплоть до марта 1881 года!
Ведь даже упомянутый Гольденберг в феврале 1880 полностью рассказал о заглавной роли Перовской в подготовке московского взрыва, которую до своего ареста наблюдал собственными глазами — и тоже ничего!
Лет около сорока тому назад, после проката популярного чешского фильма-пародии, имел хождение такой ковбойский анекдот:
— А это — Неуловимый Джо.
— Что, его никто не может поймать?
— Нет, просто он никому не нужен!
Ясно, что Перовскую никто и не искал, а когда стали искать (после 1 марта 1881), то сразу и нашли!
В тот же день, что и Ширяев, был арестован и С.И. Мартыновский, у которого изъяли чемодан с «паспортным бюро» «Исполкома». Либерализм, проявленный по отношению к «супругам Хитрово» вполне, по-видимому, окупился наблюдением за ними, которое и привело и к упомянутым арестам, и к другим серьезным последствиям.
17 января 1880 «случайно» была обнаружена типография «Народной Воли». Пятеро работников во главе с Бухом оказали вооруженное сопротивление, отстреливаясь до последнего патрона, после чего были захвачены и жестоко избиты; один из них застрелился — не исключено, что был просто застрелен.
Это мужественное сопротивление было разумно обосновано: в течение нескольких дней полиция безуспешно пыталась уже на прилегающих улицах обнаружить подозрительных людей — типогафия была и центром распространения отпечатанного.
Внешнее наблюдение за этим узлом (достаточно было следить за одним Морозовым, который, по-видимому, чем-то заметно выделялся: в разные годы его дважды арестовывали в результате подозрений, вызванных поведением или внешним видом) и привело, скорее всего, к этому провалу. Скандал же со стрельбой, слухи о которой разнеслись по всей столице, исключил возможность какой-либо засады.
Параллельно развивался другой сюжет: 17 декабря в Москве был по какому-то поводу арестован рабочий-наборщик А.Я. Жарков, приехавший туда по личным делам, а до того работавший в Питере в типографии «Черного передела». На допросах он и выдал типографию. Ее арестовали 28 января 1880 года, и в течение следующих трех дней добирали оставшихся работников во главе с Аптекманом и Короткевичем — участниками Воронежского съезда.
В феврале была арестована и типография нелегальной газеты «Рабочая Заря» с 16 участниками, успевшими выпустить только один номер.