Трагедия в крепости Сагалло (сборник)
Шрифт:
Другое дело – Акоре. Отлично сложон, ловок, как обезьяна. Считается дрессером, но уже из краткой беседы мне становится ясно: в том, что касается медицины, он стерилен. Я поделился своими наблюдениями с Торото, тот под большим секретом сообщил, что Акоре – сотрудник службы безопасности, послан президентом, чтобы охранять мою особу, а заодно контролировать ситуацию у гачига.
На второй день после обеда Торото сказал мне:
– Звонила мадам Кристина и просила передать вам, что мистер Дэвис чувствует себя лучше. Не могли бы вы его навестить?
– Да,
– Если не возражаете, вас отвезет Абачуга. Я жду звонка из канцелярии президента.
За два дня я так и не сумел толком посмотреть город. От гостиницы до института Пастера пять минут езды. Уезжал утром, возвращался вечером.
Омо – типичный африканский городок. Население – тысяч двадцать, две-три улицы в центре, застроенные современными домами, церковь, миссионерская школа, госпиталь, аптека, несколько отелей, магазины и лавки, принадлежащие в основном индийцам, рынок, площадь с памятником какому-нибудь колониальному чиновнику или военному. На окраине – хижины аборигенов.
Город лежит во впадине, напоминающей гигантский кратер вулкана. Возможно, так и есть на самом деле. Со всех сторон сизые, в желтых проплешинах горы причудливых очертаний, столь характерные для Великого африканского разлома. Абачуга молчалив, сдержан, отвечает коротко: «Да, бвана», «Нет, бвана». Машину он водит виртуозно.
Центральная улица забита пешеходами, велосипедистами. Машин немного: в стране сложно с бензином.
– Абачуга, вы знаете мистера Дэвиса?
– О, да! Он большой, большой бвана. И хороший охотник. Но у него большое горе. Очень большое.
– Горе?
– Да, бвана. У мистера Дэвиса погиб сын.
У меня перехватило дыхание. Рудольф, мальчик… Я помнил его трехлетним карапузом… Едва став на ноги, он уже таскал за хвост метрового удава – в доме Дэвиса всегда было полно всякой живности, и бегал вместе с африканскими ребятишками, то и дело пропадал, его разыскивали, возвращали в дом, но он снова убегал, падал с деревьев, но, расквасив нос, не хныкал, а сердито сопел.
Мы тогда работали с Барри в госпитале неподалеку от Конакри. Кристина с сыном нередко заезжала к нам на ярком горбатом «фольксвагене», привозила термос с ледяным кофе, сандвичи. В госпитале лечились больные сонной болезнью, проказой, тропическим сифилисом. «Вы не боитесь, что сможете заразиться?» – как-то спросил я ее. «Нет, я хоть и недоучка, но знаю, что бактерии проказы передаются при длительном контакте, а мухи цеце в окрестностях Конакри нет».
Кристина родилась в Южной Африке. Барри женился на ней, когда она училась на первом курсе медицинского факультета университета в Иоганнесбурге. Родители Кристины погибли в автокатастрофе, воспитывал ее дядя, профессиональный охотник. Она отлично стреляла, ездила верхом, водила автомобиль, гребла, умела доить коров и могла за несколько минут разделать тушу антилопы.
В платье Кристину я видел только раз – на приеме у президента республики. Она предпочитала джинсы,
Абачуга мягко остановил «тойоту» у ограды. За оградой белела вилла – небольшой двухэтажный, стандартной постройки дом.
Некоторое время я сидел, тупо уставившись перед собой… Последний раз я видел Рудольфа в Дакаре. Он учился в университете в Белфасте и прилетел навестить родителей. Рослый, сдержанный парень больше молчал, поглаживая рыжеватую бородку. Я к тому времени уже отрастил усы, и Кристина подшучивала над нами: «Эй вы, небритые, к столу!»
– Мы приехали, бвана, – напомнил Абачуга. – Мне вас подождать?
– Благодарю. Не нужно.
Шагая к воротам дома, я вдруг подумал, что в облике Рудольфа было заложено нечто изначально трагическое. Таких людей у нас называют «не от мира сего».
Навстречу шла Кристина. В светлых брюках и в такой же рубашке, подтянутая, стройная. Совсем не изменилась. И все-таки что-то новое появилось в облике. Седина в волосах? Пожалуй.
Она протянула узкую загорелую руку.
– Здравствуйте, Стефан. Вижу, что вы уже все знаете. Не обращайте внимания на Барри… Он сильно сдал. Машину отпустили?
– Да.
– Правильно. Я отвезу вас в отель. Простите, что не предлагаю остановиться у нас. Вам будет… тяжело.
В выстуженной кондиционером гостиной стоял полумрак. Барри Дэвис сидел в глубоком кресле. Узнать его было трудно.
– Привет, Стефан! – он помахал мне рукой.
– Здравствуйте, старина. Какого черта у вас такой мрак?
– Сейчас Кристина зажжет свет и принесет что-нибудь выпить. Или вы по-прежнему трезвенник?
– Как вы себя чувствуете, Барри?
– Уже лучше. Проклятая тропическая малярия. Да садитесь же! И не делайте вид, что вы ничего не знаете. Мальчика нет, его застрелили в Ольстере во время студенческих волнений.
Сухое желтое лицо Барри дернулось. Несколько секунд он сидел с закрытыми глазами, потом заговорил медленно, с трудом:
– Что вам не сидится в штаб-квартире, Стефан? Неужели не надоела Африка? Впрочем, вопрос идиотский. Африка – болезнь, что-то вроде медленной инфекции. Если заразился, то уже на всю жизнь. Расскажите лучше, как Варвара?
– Варвара в Москве. И у меня уже были билеты на самолет. Отпуск.
– А вас понесло к гачига! Меня всю жизнь окружали ненормальные люди.
– Что ты болтаешь, Барри? – тихо сказала Кристина.
– Милая, ты бы лучше принесла напитки и лед. Послушайте, Стефан, будьте благоразумны.
– И это говорите вы?
– Не тот случай, старина. Эпидемия лихорадки у гачига скоро заглохнет. Кончится горючий материал, и конец. Племена изолированы, контакт с соседями ограничен.
Старческий, дребезжащий голос здесь, в комнате с глухо закрытыми портьерами окнами, производил странное впечатление. Мне даже показалось, что в кресле сидит вовсе не Барри Дэвис, а другой человек: усталый, больной, равнодушный.