Трагедия закона
Шрифт:
Себастьян Сибалд-Смит возлежал на тахте в центре огромной пустой комнаты. Его левая рука была подвязана, правой он листал страницы какой-то партитуры. Когда Хильда вошла, он поднял голову и посмотрел на нее своими волнующими янтарно-карими глазами.
— Привет, Хильда! — сказал он без малейшего удивления или замешательства в голосе. — А я тут просматривал новую сюиту Катценберга. Ты о ней слышала?
— Нет, — ответила Хильда. Она вспомнила, каким рассеянным становился Себастьян, когда занимался чем-нибудь, что его интересовало, и поняла, что в данный момент он
— М-м-м… Еще точно не знаю. Но уверен, что Большой Британской Публике она не понравится. Меня попросили продирижировать ею в Бристоле в январе, если я смогу по состоянию здоровья.
«Вот возможность уменьшения суммы взыскиваемых убытков!» — промелькнуло в голове Хильды. Вслух она сказала:
— Это же прекрасно, Себастьян! Для тебя это новая страница в карьере, не так ли? Уверена, в качестве дирижера ты будешь иметь оглушительный успех.
— Не сомневаюсь, что мог бы, если бы хоть что-нибудь знал об оркестрах, но я не знаю. Могу лишь предположить, что в Би-би-си вспомнили обо мне, поскольку я играл в фортепьянном квинтете Катценберга, когда он впервые здесь выступал. Тем не менее надо же чем-то заниматься.
— Конечно, конечно, — заворковала Хильда и исполненным мучительного сострадания голосом добавила: — Себастьян, ты представить себе не можешь, какое горестное впечатление произвел на меня этот ужасный инцидент!
— Проклятие, проклятие, проклятие! — воскликнул Сибалд-Смит с неожиданной ожесточенностью, при каждом слове с силой впечатывая кулак в открытую партитуру. — Господи! Когда я думаю, что этот подонок сотворил со мной… О, прости, Хильда! Я совсем забыл… Ты ведь… Я…
— Продолжай! — трагическим голосом сказала Хильда. — Ты не обязан смягчать выражения, разговаривая со мной. Мы это заслужили. Если бы слова могли помочь… — Она запустила механизм, популярно называемый заламыванием рук. Руки у нее были красивые, прекрасной формы, с длинными пальцами, и эффект получился весьма привлекательным.
Наступила тишина. Сибалд-Смит сел и внимательно посмотрел на нее.
— Учитывая случившееся, очень любезно с твоей стороны навестить меня, — сказал он наконец в некотором замешательстве.
— Это самое малое, что я могла сделать.
Янтарные глаза сузились.
— Но я не совсем понимаю, зачем ты приехала. — Его голос звучал теперь заметно тверже.
— Зачем? Но, Себастьян, я должна была приехать. С тех самых пор как узнала об этом чудовищном происшествии, я не перестаю думать о тебе, о том, как ты лежишь здесь, надрывая себе душу…
— Так не пойдет, Хильда! Давай не будем ходить вокруг да около. Ты приехала сюда с определенной целью, так не лучше ли сразу сказать с какой?
Хильда уронила руки и подняла голову.
— Ты совершенно прав, — спокойным голосом сказала она. — С моей стороны было глупо притворяться перед тобой. Да, я приехала с определенной целью. Не догадываешься, с какой?
— Если это насчет того, чтобы я спустил все твоему мужу, то приезжать не стоило.
Поведение Хильды претерпело еще одну метаморфозу. На этот раз она превратилась в деловую женщину, бодрую и здравомыслящую.
— Себастьян, — сказала она, — мы взрослые люди. Разве мы не можем обсудить все разумно, не впадая в школьный жаргон — «спустить»… Я просто хочу, чтобы мы вместе подумали, что лучше всего сделать, чтобы это было в обоюдных интересах.
— В «обоюдных интересах»? Неплохо сказано. Твои интересы — не мои интересы… На самом деле наши интересы прямо противоположны. Твой муж послал тебя сюда посмотреть, как бы ему подешевле выпутаться из этой истории?
— Это неправда, Себастьян. Я даже не сказала ему сегодня, что еду к тебе, просто хотела откровенно изложить тебе ситуацию в той части, которая касается Уильяма.
— Почему меня должно интересовать, в какой ситуации находится он? Я должен думать о себе.
— Сейчас я объясню тебе почему. Если ты будешь настаивать на требованиях, выдвигаемых твоими адвокатами, считай, что Уильям погиб.
— Мне очень жаль, Хильда, — холодно перебил ее Сибалд-Смит, — но, как бы ты мне ни нравилась — а когда-то ты мне очень нравилась, — ничто не доставит мне удовольствия, сравнимого с удовольствием погубить твоего мужа.
— И меня?
— Ага! Вот теперь мы добрались до сути!
— Нет, не добрались. Это всего лишь побочный сюжет. Я спросила просто из любопытства.
— Ну хорошо. Лично мне будет жаль видеть тебя лишившейся той роскоши, к которой ты всегда стремилась. — Хильда отметила многозначительное ударение, которое он сделал на слове «лично». Ей было прекрасно известно, что в этом доме был кое-кто еще, кто хотел бы этого больше всего на свете, и против влияния именно этого человека она сейчас боролась. — Но нельзя приготовить омлет, не разбив яиц, и тебе, мое очаровательное яичко, придется последовать за драгоценным, но гнилым яйцом, твоим мужем. Так что мой ответ таков: «Да, погубить и тебя тоже!»
— И себя?
— Добрая моя, я и так уже погублен — и смею тебе напомнить, на всю жизнь. Единственное, чего я теперь хочу, так это получить за все максимально возможную компенсацию.
— Которой ты как раз и не получишь, если будешь действовать так, как действуешь сейчас, — огрызнулась Хильда. — Давай оставим в стороне сантименты и обсудим реальное положение вещей. Всем известно, что ты, помимо того, что являешься выдающимся музыкантом, хорошо разбираешься в делах.
Сибалд-Смит, промотавший большую часть своих очень больших гонораров в отчаянных спекуляциях, с удовольствием проглотил эту откровенную лесть.
— Прекрасно, — сказал он. — Давай поговорим о деле. Но предупреждаю: свою руку я оцениваю очень высоко.
— Вопрос не в том, сколько она стоит, а в том, сколько ты можешь за нее получить. Кредитор-банкрот бесполезен для всех. Послушай, либо ты заставляешь моего мужа уйти в отставку — либо позволяешь ему остаться на судейской скамье и продолжать получать жалованье. Я скажу тебе, на что ты можешь рассчитывать в том и другом случаях, а твои адвокаты могут убедиться, что я говорю правду.