Трагическая история острова Пасхи
Шрифт:
Колдунья громко расхохоталась, и эхо от ее хохота далеко разнеслось по горам. Аравак не дрогнул, он холодно ждал продолжения рассказа.
– В одном ты можешь быть уверен: вспять время на нашем острове уже не пойдет, - проговорила старуха, перестав смеяться.
– Боги даровали нашим людям покой и счастье; отринув этот дар, люди нанесли неслыханное оскорбление богам. Ты сказал вождь, что не прощаешь оскорблений, но что такое твоя обида по сравнению с обидой богов! Отец-Небо и Мать-Земля, их сыновья и дочери, - все заботились о людях нашего острова, а если кто из богов и сердился на людей, то другие боги заступались за них. И вот люди решили отринуть
Старуха снова рассмеялась, и снова гулкое эхо разнесло ее хохот по окрестностям. Аравак невозмутимо ждал.
– Но мы не думаем о проклятии богов, когда соблазн наполняет наши души, - продолжала колдунья.
– О, вождь, как ты мудр, ты понял это! Тебе нужна безграничная власть, а она может держаться лишь на соблазне! Впусти его в наш мир, вождь, впусти, - и ты добьешься, чего хотел! Но не останавливайся на полпути: открой ворота настежь перед соблазном...
Ты разжигаешь пламя войны - это хорошо, война - раздолье для демонов. Однако ты плохо подготовился к ней; прежде всего, тебе надо дать оружие своим воинам. До сих пор наши люди не знали боевого оружия, поэтому нужно будет изготовить его для них. Получив оружие, человек становится жестоким и неумолимым, - он теперь сильнее тех, у кого оружия нет; он может распоряжаться их жизнями, он может отнять у них жизнь. Смерть, жестокость, насилие и кровь, - что может быть лучше для господства демонов? И тогда на простор выйдут самые низменные человеческие чувства, и найдется много людей, желающих насаждать их. Честность и порядочность будут осмеиваться и никому не станут нужны; ложь и обман, животный страх друг перед другом, беззастенчивость, предательство, -- все это расцветет махровым цветом. Да, да, махровым цветом, - это говорю тебе я - Кахинали, старая колдунья, хорошо знающая жизнь!..
Кахинали опять хотела рассмеяться, но лишь закашлялась, отплевывая слюну. Аравак поморщился, но не произнес ни слова.
– И лишь немногие, очень немногие будут догадываться или даже понимать, что происходит. Но таковых ты, вождь, уничтожишь, а других, слабых, поставишь в беспомощное положение, превратишь в посмешище, объявишь отбросами людского общества. Берись за людей с юношеских, - нет, с детских лет!
– сделай из них верных служителей демонов, и мечты твои исполнятся. Власть твоя будет так велика, что люди станут чтить тебя, как раньше чтили одних только богов, - даже больше, чем богов. В камне, в камне будут почитать тебя!..
Старуха, боясь кашля, тонко захихикала. Аравак терпеливо ждал; Кахинали замолчала.
– Ты всё сказала?
– спросил он тогда у нее.
– Разве тебе что-нибудь еще не ясно?
– Если будет так, как ты предрекла, во что превратится моя власть, и кем я стану править? Ничтожная власть над ничтожными людьми; ничтожный правитель над ничтожным народом, - таково мое будущее?
Высохшее лицо старухи расцвело от удовольствия; она пригладила пряди волос на своем полуголом черепе и воскликнула:
– Но ты же не откажешься от этого будущего?! Ведь для тебя хуже смерти тихая скромная старость, когда ты будешь всего лишь одним из многих! А твой сын? Ты хочешь власти и для него, - но уж он-то точно сможет править только ничтожным народом, потому что только ничтожный народ подчинится ему. Послушай же меня: отбрось свои сомнения, раз ты не собираешься отступать. Ты сколько угодно можешь обманывать других, но не надо обманывать себя. Ты взялся
– Благодарю, Кахинали, - сухо сказал Аравак.
– Я получил совет, за которым пришел. Чем мне, все-таки, отблагодарить тебя?
– Молодость! Верни мне молодость, вождь!.. Не можешь? Тогда уходи; других даров мне от тебя не надо, - проскрипела старуха.
***
Вскоре после сбора первого урожая батата наступала счастливая пора, когда можно было решительно ничего не делать. Островитяне охотно предавались блаженной лени, занимаясь лишь самыми необходимыми делами и большую часть времени посвящая неспешным разговорам и приятной дремоте. Умиротворенность и расслабленность охватывали весь остров, - казалось, что и природа отдыхает в эту пору: лениво плескались морские волны у берегов, ветер дул ласково и нежно, как дует мать на личико спящего ребенка, чтобы отогнать от него дурные сны; деревья тихо шелестели листьями, нашептывая колыбельные песни.
В эти дни отдыхали даже великие боги; населяющие остров духи занимались невинными забавами, а души умерших предков с умилением смотрели из загробного мира на земную жизнь. Люди, в свою очередь, старались ничем не тревожить обитателей высших сфер: по всему острову после окончания праздника Первого Урожая запрещалось разжигание костров, дабы не беспокоить богов, духов и умерших предков едким дымом и запахами еды. Возбранялось также ходить в лес, в луга, в горы и приближаться к берегу океана, - то есть посещать все те места, где жизнь высших существ протекала наиболее активно.
Через несколько дней сухомятки и холодной пищи островитяне устраивали пиры, которыми заканчивался следующий великий праздник - Праздник Прародителей. Накануне женщины тщательно убирали жилища и раскрашивали их сочными красками красноватого оттенка. Нехитрая мебель красилась в зеленые или синие цвета, на земляной пол хижин обязательно клались домотканые циновки с полосатым рисунком, а стены завешивались кусками тканей, покрытыми замысловатым орнаментом.
Особое внимание уделялось очагу, который вычищали и выкладывали камнями, если старая кладка пришла в негодность; кроме того, над ним вешали связки душистых трав. Столь же тщательно вычищалась посуда и заменялась, если в этом была необходимость, - все это делалось для того, чтобы предкам не было стыдно за жилища своих потомков.
Праздник Прародителей начинался с почитания младших предков, то есть недавно умерших, отличительной чертой которых являлось состояние полета. Специально для них расширялось дымовое отверстие в крыше, чтобы через него можно было беспрепятственно влететь в жилище, - и ставилось на особых подставках поминальное угощение. В отличие от младших, более древние старшие предки обладали возможностью хождения по земле, и по этой причине таковым отворяли вход в хижину, а угощение ставили прямо на циновки.
Именно открытый дымоход для младших предков и открытый вход для старших, - а не устный призыв - являлись приглашением для прародителей. При устном призыве они могли счесть приглашение неискренним, и, как следствие, отказаться от визита к своим потомкам. Это было бы, конечно, большой бедой для последних, которые лишились бы в таком случае покровительства и защиты своих могучих предков: важность этого праздника заключалась отнюдь не священных премудростях, а в простом почитании собственных высших хранителей.