Трактат о двух Сарматиях

Меховский Матвей

На Орозия в Трактате имеются две ссылки в рассказе о бургундах (I.II.3), но заимствовано у него и еще кое-что, правда, сравнительно немногое, в частности, мелочи о Рифейских горах (Migne, Patrol., t. XXI, стб. 675), о Танаисе и Меотидах; может быть, детали о Радагазии (ibid., стб. 1158-1161), об Амазонках (ibid., стб. 685, 724-729).

Иакопо да Бергамо (Bergomensis), как и Орозий, дважды упомянут по поводу бургундов (I.II.3). Кроме того, у него почерпнуты сведения об аланах (I.II.4), о постройке Венеции, о происхождении гуннов из Рифейских гор (Supplementum chronicarum, Venetiis, 1510, листы 155, 169, 170 ^V) и другие по иным темам (см. ниже).

У Энея Сильвия взяты: сопоставление югров с венграми (I.II.5) и ссылки на Плиния о вандалах (I.II.3).

Генеалогия османов и история их завоеваний (I.Ш.1) имеют у Меховского два главных источника: Энея Сильвия (Космография, гл. XXIX, и Европа, гл. IV) и Иакопо да Бергамо (о. с., л. 149).

Тема о баснословных известиях древних и новых писателей о Сарматиях, много раз звучащая в Трактате, связывается автором (в письме к Галлеру) с именами Геродота, Солина, Помпония Мэлы, Плиния, и надо признать, что это отнюдь не декоративная ссылка. Из самого характера отвергаемых Меховским сообщений совершенно ясно, что о стране блаженства на севере, о золоте, аримаспах и грифах, о Рифейских и Гиперборейских горах, о постоянном снеге в северных областях и мн. др. он читал у этих и, вероятно, еще у иных авторов, так же как и многие другие известия, им признаваемые и повторяемые (см. ниже наши примеч.)

Так обстоит дело с называемыми автором источниками. Заметим, однако, что важнейшими или, по крайней мере, наиболее повторяемыми им оказываются не названные вовсе: Длугош (Historiae Poloniae libri XII; у нас по краковскому изданию 1873 г.), Ioh. Thwrocz (Chronica Hungarorum, у нас по Schwandtner’y, Scriptores rerum Hungaricarum, pars I, Vindobonae, 1766), Рогерий Венгр (Rogerii Hungari Miserabile carmen, у нас по Schwandtner’y), а в отдельных частностях также Филипп Каллимах (Буонаккорси, Vita Attilae seu de gestis Attilae, у нас по A. Bonfinii, Rerum Hungaricarum decades..., Hanoviae, 1606, стр. 856 — 861), Бартоломей Английский (см. ниже примеч. 211) и, может быть, также Петр Рансан (Petrus Ransanus; его Epitome Rerum Hungaricarum Иоанна Самбука — см. у Schwandtner’a, ibidem) [39] .

39

Нужно заметить, однако, что не названные в Трактате Thwrocz, Рогерий и Каллимах упоминаются в числе источников в Хронике.

У Длугоша заимствовано многое, в частности, почти вся глава о нашествии Батыя на Русь (I.I.2 — Длугош, о. с., кн. IV, стр. 193-195), сведения о нашествиях татар на Польшу (I.I.3, 9 — Дл., VII, 266-279, 373-375, 481, 489-490), частично о нашествии на Венгрию (I.I.4 — Дл., VII, 280-281, 283, 290-291); отчасти известие о Шейх-Ахмеде (I.III.2 — Дл., XII [XIII], 119, 216); о королеве Ванде и реке Вандале (I.II.3 — Дл., 1, 10; 70-73); о Лехе и Чехе (I.II.3 — Дл., 1, 6-8), о Сигизмунде и Баязиде (I.III.1 — Дл., X, 512); о битве при Варне (ibid., Дл., XII, 720-729); о взятии Константинополя, походе турок на Каринтию, взятии Нигропонта и Крыма, борьбе с Узун-Гассаном (ibid., Дл. XII [XIII], 143 и др.); о Литве (I.I.1 — Дл. IX-XI) и т. д. Короче говоря, Длугош является основным источником нашего автора для истории Руси, Литвы [40] , польско-литовских и польско-татарских дел. Повторяя Длугоша, Меховский кое-где копирует и его ошибки, а иногда и фразеологию; в некоторых случаях, сокращая Длугоша, делает свою фразу менее ясной; соединяя вместе то, что у Длугоша отнесено к нескольким годам, изредка путает хронологию (I.I.9: вместо 1259, 1275 и 1287 гг. Длугоша, все под 1254 г.); еще реже — факты: упоминая Василько Галицкого (I.I.9), называет его сыном Даниила, а не братом, как (правильно) Длугош [41] .

40

В рассказе о Литве Меховский упоминает и Энея Сильвия с осуждением (II.I.2), имея в виду прежде всего его ошибку относительно смерти Сигизмунда Стародубского (Европа, гл. XXVI).

41

В Хронике, впрочем, этой последней ошибки нет, а из упомянутых нами хронологических дат — вместо 1254 г. правильно указан 1259 г.

Для истории венгров и гуннов, которых Меховский считает предками венгров, он использовал Thwrocz’a и Рогерия Венгра. Нашествие Батыя на Венгрию изложено по Рогерию (I.I.4 — Рогерий, o.с., гл. XIV, XVI, XXII, XXVIII, XXIX, XXXII, XXXVIII, XXXIX, стр. 377-379, 382, 386–388, 391, 399-401) с заимствованиями и стилистического характера. История Аттилы вплоть до смерти его, кроме Павла Диакона и др., читана, конечно, и у Thwrocz’a (о. с., ч. I, гл. IV, X-XVI, XVIII-XXIV, стр. 59, 69, 71 — 96) и у Филиппа Каллимаха (об имени гунны, о женщине с десятью дочерьми, о милосердии Аттилы, о шутке с именами Лупа и Льва; см. ниже наши примечания 109, 110 и 113). Главным образом у Thwrocz’a взяты известия о разложении царства Аттилы, о czakle, возвращении гуннов в Паннонию, о Кузиде и Святоплуге, о близости венгров и югров и др. (о. с., ч. II, гл. I-III, стр. 99-102; ч. I, гл. IX, стр. 69; гл. V, стр. 62). Не исключена также возможность, что суждения Меховского о тождестве югров, гуннов и венгров основаны между прочим и на Петре Рансане (см. ниже примеч.).

Прежде чем покончить с вопросом о письменных источниках Трактата, необходимо остановиться еще на одном немаловажном пункте. В четвертой главе второго трактата первой книги, говоря о распространенности славянской речи, Меховский кончает так: «Все это — славы и винделики, и занимают они обширные области; теперь, впрочем, уже и литовцы говорят по-славянски. Сюда же относятся нугарды, плесковиты и огульки, смотри их хроники и космографии». Из этого не вполне ясного места можно, при желании, вывести заключение, что автор пользовался русскими летописями [42] или хоть читал их, а это имело бы серьезное значение в оценке всей его работы. Однако, при проверке по излагаемым в Трактате фактам, такое заключение не находит достаточной опоры или находит лишь весьма сомнительную. Уже говорилось о том, что ни истории России, ни истории Московии у Меховского нет. Это уже само по себе достаточно показательно, в то время как история Литвы, татар и даже турок излагается. Отдельные факты русской истории передаются Меховским лишь в связи с польскими или татарскими делами и заимствуются почти исключительно из Длугоша.

42

К этому месту Трактата Б. Дитмар (о. с., стр. 75) делает следующее замечание: «Но Меховский нигде не говорит, что он пользовался русскими летописями, а только славянскими летописями и космографиями (кн. 1, тр. II, гл. IV), а русскими летописями он мог бы пользоваться только в России, как пользовался ими Герберштейн». Тут две неточности. Во-первых, в тексте Меховского слово «их» (хроники) все же скорее можно относить к новгородцам, псковичам и вогулам, чем к предшествующему длинному перечню славян, то есть противоположение, сделанное Дитмаром («славянскими, но не русскими»), оказывается, по меньшей мере, сомнительным. Во-вторых, соображение о невозможности вне пределов Руси пользоваться русской летописью, странное вообще, опровергается в частности примером Длугоша, имевшего, как известно, и русские летописи в числе своих источников. Ср. К. Н. Бестужев-Рюмин, О составе русских летописей до конца XIV в., 1868; H. Zeissberg, Die polnische Geschichtschreibung des Mittelalters, Leipzig, 1873, стр. 298, 299, 325; A. Semkowicz, Krytyczny rozbior dziejow polskich Jana Dlugosza, Krakow, 1887, str. 52-55, и рецензия И. А. Линниченко в ЖМНП, 1887, декабрь, стр. 350-362. Новейшая работа E. Perfeckij, Historia Polonica Jana Dlugosze a ruske letopisectvi, v Praze, 1932 (Prace Slovanskeho Ustavu v Praze, svazek VII).

Единственное место, где, хотя бы с большим сомнением, можно предполагать влияние русского летописного источника, это рассказ о нашествии Батыя на Русь. О комете Длугош не упоминает и о разорении Рязани, Суздаля, Чернигова не говорит. Между тем, рассказ о комете имеется в русских летописях, Лаврентьевской (ПСРЛ ^2-е, I, 447), Новгородской 4-й (ПСРЛ ^2-е, IV, 202) и Густинской (ПСРЛ ^1-е, II, 334) [43] , как, разумеется, и сведения о Рязани, Суздале и Чернигове. Некоторые стилистические мелочи (см. наши примечания 9, 14, 20), в том же рассказе у Меховского отчасти подтверждают возможность русского влияния, но все это, во-первых, недостаточно определенно для решительного вывода, а во-вторых, при любом решении вопроса не может, по своей видимой случайности, иметь какого-либо общего значения в оценке Трактата. Тем не менее мы не желали бы совершенно исключить русскую летопись, как возможный источник его, тем более, что и А. Боржемский (о. с., стр. 19 и таблица источников там же), перечисляя источники Хроники, для двух случаев указывает, правда с осторожной оговоркой (zdaje sie), Ипатьевскую и Волынскую летописи.

43

В последней чрезвычайно схоже с Меховским.

Следов пользования «славянскими хрониками» в фактах Трактата мы отметить не можем, но, говоря вообще, Меховский, наверное, знал такие материалы [44] .

Особый вопрос — об иных, помимо письменных, источниках Трактата. Многие главы его не находят себе соответствия в известных нам письменных источниках, а в то же время, при проверке, оказываются в достаточной степени фактически точными. Естественно предположить, в качестве их основы, либо личное наблюдение автора, либо использованные им устные сообщения. Это относится к главам, посвященным быту и нравам татар, природе и быту Руссии, Московии, Югры и русского севера, а также к некоторым фактам из польско-литовских и литовско-русских отношений конца XV — нач. XVI века. Если последние могли черпаться автором-современником из личных наблюдений, то все, что касается Татарии, Руссии и Московии, едва ли.

44

См. перечень польских летописей у А. Боржемского (о. с., стр. 20 и примеч.), а также таблицы источников Хроники. Наоборот, актовыми материалами Меховский, по-видимому, вообще не интересовался. Ср. А. Боржемский, о. с., стр. 17.

Как мы уже говорили в биографическом очерке, Меховский после возвращения из заграницы только дважды выезжал из пределов Польши — в Рим и в Буду. В России он не был. К. Мейнерс, утверждавший обратное [45] , вообще в суждении о Трактате допускает ошибки, странные для ученого с такой славой фактолога, в данном же случае, не зная подлинника, он, очевидно, как и полагает автор статьи в Отеч. записках, был введен в заблуждение итальянским переводом, неправильно истолковавшим соответствующее место Трактата.

45

О. с., стр. 4: Dieser Irrthum ist um desto sonderbarer, da Matthaeus von Michow selbst in Russland gewesen war und, wie er versichert, die Quellen des Dneper, des Don und der Wolga mit eigenen Augen gesehen hatte.

Меховский в посвятительном письме говорит: «Scimus quidem et visu cognoscimus praefata flumina tria (magna siquidem) Boristhenem, Tanaim et Volham ex Moscovia oriri». Поняв, видимо, visu cognoscimus, т. е. «видим», «можем видеть своими глазами», как visu cognovimus — «видели своими глазами», издатель итальянского перевода Трактата (см., напр., изд. 1584 г., л. 7 ненумер.) заявляет в предисловии: «Ma il presente auttore, havendo voluto dismascherar questa figura, ha veduto co’ propri occhi queste regioni».