Трактат о двух Сарматиях
Шрифт:
Расположение материала, довольно последовательное в общей группировке, гораздо более сбивчиво в частных подразделениях. Тут встречается немало повторений, одна и та же тема не раз перебивается другой. Так, рассказ о нашествиях татар, начатый во 2 — 4 главах первого трактата первой книги (I.I.2–4), заканчивается после перерыва только в 9 гл.; история татар («генеалогия их императоров») излагается в I.I.8, но продолжается и в I.III.2–3; о юграх (как гуннах и венграх) говорится в I.II.5 (в описании Азиатской Сарматии), о них же (в современной автору Югре) — в II.II.2 (при описании Европейской Сарматии) и т. д.
Иногда причиной такой сбивчивости бывает условность принятой автором этногонической и политической концепции: поляки — вандалы, и речь о них — в главе о вандалах; турки — ветвь татарского племени, и история их излагается вместе с историей последнего; Новгород и Псков — литовские города, и говорится о них в II.I.3. Повторения в некоторых случаях объясняются тем, что, сообщая о территориях, рассматриваемых им обособленно (политически или исторически), автор имеет дело с тождественными географическими условиями (степи Алании и татарские степи, реки Руси, Литвы и Московии, и т. п.), или тем, что он хочет неизгладимо закрепить нечто в памяти читателя (отрицание существования Рифейских и Гиперборейских гор). Вообще же надо признать, что стройность изложения, систематика Трактата со стороны внешней, далеко не всегда выдержана и производит впечатление скорее несколько поспешной, чем обдуманной и намеренной.
Неравномерно отношение Меховского и к самому существу его материала. Об одних темах он говорит охотно и много, хотя непосредственного отношения к его задаче они не имеют; другие едва задевает; о третьих, иногда весьма важных, вовсе молчит. В результате — дефекты Трактата и в смысле внутренней стройности. Главным, казалось бы, объединяющим весь материал фундаментом является тут определенный географический отрезок: имеются в виду вполне конкретные территории, которым желательно дать этногеографическую и историческую характеристику. Пока дело идет о географии и этнографии, все обстоит lege artis: с равной обстоятельностью говорится и о татарах, и о Литве-Руси, и о Московии, но, переходя к истории, автор теряет установившуюся симметрию: наряду с историей татар, литовцев и югров, находящихся целиком в заданном плане, очень подробно излагается история вандалов, при том отнюдь не на изучаемой Трактатом территории; правда, вандалов автор считает предками поляков, но и польские земли он описывать не собирался; еще с большими подробностями рассказана история гуннов (по Меховскому — югров), опять-таки не на территории Югры, откуда они будто бы вышли, а в Западной Европе; совершенно условно включена и пространно изложена история османов. В то же время нет почти ничего о прошлом Руси и Московии. Все это легко объяснимо — частью отсутствием всякого материала (об истории Югры, о вандалах или готах до нашествия их на Италию и т. д.), частью неизвестностью автору одних материалов (по русской истории) и, наоборот, известностью других (о турках, о происхождении поляков и т. п.)
Как бы то ни было, оказывается все же, что и с внутренней стороны Трактат страдает рядом недостатков, отступлений в сторону и большой неравномерностью в рассмотрении разных частей темы [35] .
Круг тем, интересующих Меховского в Трактате, требовал пользования рядом источников, как устных — в описании современности, так и письменных — в исторических экскурсах.
Источников у него действительно было довольно много, однако, надо заранее сказать, далеко не так много, как может казаться по его ссылкам.
35
Старинный, еще не отживший в XVI веке и тоже дававший своеобразное объединение материалу, принцип средневековых хронографов — возводить всю цепь событий к библейской древности, вавилонскому смешению языков и Ноеву ковчегу, не отрицается Меховским, но и он применяется не последовательно, а как-то мимоходом: желая «изложить полнее» историю вандалов, будто бы предков поляков, Меховский говорит о сыновьях Ноя и о происхождении славян от Иавана.
В разных местах Трактата упомянуто более 20 авторов, одни из них при этом иногда цитируются или опровергаются, другие же только упоминаются. В этом числе: Геродот, Аристотель, Гиппократ, Клавдий Птолемей, Солин, Помпоний Мэла, Плиний Старший, Светоний, Тацит, Иосиф Флавий (Iosephus), папа Григорий I, Поссидоний, Орозий, Павел Диакон, Сигеберт, Винцентий из Бовэ (Vincentius), Иакопо Филиппо да Бергамо (Bergomensis), Мартин Поляк (Martinus), Эней Сильвий Пикколомини, Флавий Блонд, Пьетро д’Абано (вместо него, названо его сочинение Conciliator) и ’Ali Ibn Ridwan (Haly Rodham) [36] .
36
Обыкновенно очень внимательный автор статьи о Меховском в Отеч. записках (о. с., стр. 140), в суждении об источниках Трактата допустил недосмотр. Он говорит: «Меховский очень редко упоминает о своих источниках. Только в смелых и сбивчивых повествованиях о вандалах, готах, аланах и т. д. он ссылается иногда на Орозия, Павла Диакона и других древних писателей».
Некоторые имена этого списка имели в Трактате только декоративное значение, в лучшем случае весь их вес — в одной цитате. Таковы — Иосиф Флавий (о потомстве Ноя, что могло быть взято и еще из многих авторов), Тацит (о вандалах — одна фраза), Светоний (может быть, читанный в одном издании с Евтропием и Павлом Диаконом), Гиппократ (одна фраза о Севере), папа Григорий I (декоративное дополнение к основному известию Павла Диакона), Мартин Поляк (одна фраза о переселении германских племен на Рейн).
Если судить по общему характеру цитат и ссылок в Трактате, то можно предположить, что и во всех случаях заимствования там столь же ничтожны, как и в только что указанных. На самом деле, чаще всего положение совершенно иное: ссылка делается по пустяшному поводу, а источник действительно читан, использован серьезно и в большей мере, чем показано.
Несомненно, Меховский, как врач и астролог, не случайно цитирует Птолемея, Пьетро д’Абано, Али и Аристотеля: он их читал и знал. Взгляды Птолемея на соотношение небесных светил и судеб человечества — это часть мировоззрения нашего автора, как и суждения Пьетро и Али о духах. Что касается Аристотеля, то позволительно предположить, что из него заимствовано не только известие о поденках, но и некоторые данные о Рифейских горах и др.
О Винцентии из Бовэ Меховский отзывается критически, предостерегая читателя от излишнего доверия к его сообщениям. Между тем, весь рассказ о посольстве Иннокентия IV к татарам, за которым и следует это предостережение, заимствован именно из Speculum Historiale, в частности из сообщения Плано Карпини, включенного Винцентием в рассказ о посольстве. При этом, так как у Винцентия в начале рассказа упомянуто имя Асцелина и лишь потом назван Плано Карпини, Меховский ошибочно приписывает первому маршрут второго [37] . «Недостоверность» рассказа в Speculum это, очевидно, наличие там известий о псоглавых и других чудовищных людях. Эти места наш автор также использовал, как источник, можно сказать, отрицательный: в числе безымянно опровергаемых им авторов баснословных известий о Сарматиях, без сомнения, имеется в виду и Винцентий.
37
Сравн., напр., Speculum Historiale fratris Vincentii ord. predicat. impress, per Ioh. Mentellin a. d. 1473, кн. XXXII, гл. II; далее — из Плано Карпини, главы XI-XIX и др.
Б. Дитмар (о. с., стр. 66), давая обзор содержания Трактата, подтверждает и усиливает эту ошибку. Он считает, что «эта глава (I.I.5) является кратким пересказом путешествия доминиканского монаха Асцелина, участвовавшего в посольстве Иоанна де Плано Карпини в 1245 г.”; и ниже: “К сожалению он (Меховский — С. А.) не знал о существовании отчетов о путешествии Плано Карпини...». Ср. ниже наше примечание 42.
Для истории готов, вандалов и гуннов Меховский использовал нескольких авторов, как оригинальных, так и компиляторов, в том числе: Орозия, Павла Диакона, Сигеберта, Иакопо да Бергамо, Энея Сильвия. Сюда же относятся мелочи из выше упомянутых Светония, Тацита, Иосифа Флавия, Мартина Поляка, папы Григория I и др. На первых четырех сделаны и ссылки.
Главным источником тут были Gesta Romanorum (Historia miscella) Павла Диакона. Этот автор трижды упомянут в ссылках (I.II.4): в рассказе о Гензерике, о смерти бл. Августина (с дополнительной ссылкой на Поссидония) и о казнях Гонорика (с дополнительной ссылкой на Диалоги Григория I), но из него же заимствованы сведения о походе готов с Радагазием (I.II.2), о Стилихоне и вандалах в Африке, о Тразамунде и Гильдерике (I.II.4) и особенно известие об Аттиле (I.II.5). Описание Каталаунской битвы, ухода Аттилы в Паннонию, осады Аквилеи, нашествия на северную Италию, посольства папы Льва и смерти Аттилы взяты непосредственно у Павла Диакона. Местами можно заметить в мелочах стиля даже подчиненность нашего автора источнику. Такие выражения, как (в рассказе об Аквилее) avem, quae Cyconia vocatur, avem praesciam futurorum или (о смерти бл. Августина) — sub hoc turbine... ne suae civitatis ruinam cerneret или, в рассказе о смерти Аттилы, объяснение, почему император Марциан в ночь смерти Аттилы видел во сне сломанный лук (ибо луком больше всего пользуются гунны в бою), — прямо ведут нас к тексту Павла Диакона (сравн. Migne, Patrologiae t. XCV, Paris, 1851, стб. 957, 965, 966).
Другим источником по тем же сюжетам была для Меховского замечательная хроника Сигеберта. Компилятивная, и в этой части основанная между прочим и на Павле Диаконе, она, наверное, была очень удобна для использования, давая наиболее нужные выдержки из авторов, которые можно было при желании проверить и по подлинному тексту (Павла Диакона, как мы видели, Меховский читал), но можно было заимствовать и непосредственно. Сигеберт упоминается в Трактате лишь однажды (I.II.4), и то с упреком по тому поводу, что он считал вандалов, бургундов и др. скифами, а не германцами [38] . Использован же во многом, частью для связи, частью — в дополнение к Павлу Диакону. В этом нетрудно убедиться, сравнив рассказы о Стилихоне, королях вандалов — Модигизиле, Гундерике, Гензерике, Гунтамунде, Тразамунде, Гильдерике, о выходе гуннов, осаде Реймса, о Венеции (I.II.4–5) с соответствующими местами хроники Сигеберта (Migne, Patrol., t. CLX, стб. 61, 64, 75, 79, 80-81, 84-86, 90, 92, 94, 98 и др.).
38
Сигеберт заимствовал это из Павла Диакона, но не из Historia miscella, а из De gestis Langobardorum, кн. I, гл. 2 (ср. Migne, о. с., стб. 437 и сл.), чего, по-видимому, Меховский не читал.