Трактат о любви
Шрифт:
этой любви у всех управляемых [высшим принципом] существующих вещей должно быть
необходимым и неотъемлемым. В противном случае была бы нужна другая любовь для
того, чтобы сохранить эту общую любовь, уберечь ее от небытия и вернуть ее в прежнее
состояние, когда она пришла в упадок, беспокоясь из-за ее удаления. [В этом случае] одна
из этих двух любовей была бы бесполезной и
бесполезного в природе, то есть в божественно установленном порядке ложно. Но нет
любви вне этой общей абсолютной любви. Следовательно, бытие каждого предмета,
управляемого [высшим принципом], определяется врожденной любовью.
Теперь, имея это в виду, отправимся к более высокой ступени, нежели та, о которой
говорилось ранее, перейдя к рассмотрению Верховного Существа и того, как ведут себя
вещи под управлением управителя, учитывая [меру] его величия. И мы говорим: благо
любимо само по себе. Если бы это было не так, то все, что желает, стремится и совершает
ту или иную работу, не имело бы перед собой определенной цели, представляя себе ее
благость. Если бы благо не было любимо само по себе, то все усилия, направленные к
благу, во всех действиях были бы напрасны. Поэтому благое любит благое, ибо любовь в
действительности есть не что иное, как одобрение всего прекрасного и подобающего. И эта
любовь есть начало стремления к нему, когда оно отсутствует, если это есть нечто такое, что
может отсутствовать, или к соединению с ним, когда оно наличествует. Далее, все сущее
одобряет то, что ему подходит, и стремится к нему, когда оно утрачено. А особым добром
является склонность к чему-то в действительности и в помыслах относительно того, что
считается действительно подобающим. Далее, одобрение и стремление, как неодобрение и
отвращение, в существующей вещи проистекают из приверженности к ее благости, ибо
вещь сама по себе одобряется только по причине своей благости, поскольку бытие
называется благом правильным и сущностным образом лишь в тон мере, в какой оно —
благое, так как правильность обнаруживается в вещи сущностно в виду ее здравости и
благости. Ясно, таким образом, что благо любимо за то, что оно есть благо, будь
присущее данной вещи, или благо, которое она разделяет с другими [вещами]. Каждый [вид]
любви есть либо нечто уже достигнутое, либо то, чего еще надо достичь, а именно — из
всего того, что любимо. Когда благость [вещи] возрастает, возрастает также и достоинство
объекта любви, а также и любовное стремление к благу.
А раз это установлено, мы говорим: то Существо, которое слишком свято, чтобы быть
управляемым, должно быть высшим объектом любви, ибо Оно является высшей
благостью. А высший субъект любви тождествен с высшим объектом любви, а именно, с
высшей и святейшей сущностью Всевышнего, ибо благое любит благое через соединение с
ним посредством обретения и постижения. Первое Благо постигает себя актуально в
вечности, и, стало быть, его любовь к себе самому — наиболее совершенная и полная. И
поскольку между божественными атрибутами Его сущности нет никакого различия, любовь
здесь — сущность и бытие в чистом и простом виде, как у Блага6.
Таким образом, у всех существующих вещей либо любовь является причиной их бытия,
либо любовь и бытие в них тождественны. Очевидно, следовательно, что ни одна
индивидуальная субстанция не лишена любви, а это — то, что мы хотели разъяснить.
^ ^ ^
Раздел II. О НАЛИЧИИ ЛЮБВИ У НЕЖИВЫХ ПРОСТЫХ [СУБСТАНЦИЙ]
Простые неживые субстанции делятся на три разряда: 1) истинная первоматерия, 2) форма,
которая не может существовать отдельно сама по себе и 3) акциденции. Различие между
акциденциями и этой формой состоит в том, что форма образует субстанцию. Поэтому
древние метафизики считали подобающим относить ее к подразделениям субстанции, ибо
форма является частью самостоятельно существующих субстанций, и они не отказывались
признавать за ней свойство субстанциональности из-за того, что она не может
существовать отдельно сама по себе, — ибо таково состояние субстанции первоматерии.
Несмотря на это, не следует отрицать ее принадлежности к субстанциям, потому что она по