Трактат о Явлениях Ангелов, Демонов и Духов
Шрифт:
Под p r i m a e l e m e n t a, без сомнения, разумеются первые буквы имен, или фонетические (от φωνή) знаки. Напр., букву а изображали орлом (ахем, achem) или тростниковым листом (ак) и т. п. Плутарх говорпт: «Гермес (Έρμης), говорят, изобрел сначала письмо в Египте. Потому Египтяне делают первой буквой ибиса, как ему принадлежащего».
Понятно, что иероглифы, по своей запутанности, неопределенности, неясности, не могли быть понятными для народа, которому запрещено было чтение священных книг, содержащих, между прочим, иероглифику. Впрочем, иероглифы известны, кажется, были людям образованным; зато анаглифы были тайным письмом, которое известно было только жрецам.
Понятно, что обставленная такими условиями мудрость жрецов никак не могла быть доступной народу, который, естественно, принимал мудрость жрецов за магию, за откровение свыше, за близость к богам (напр. Апису) и общение с ними. На самом же деле в этой мудрости жрецов, кроме полезных знаний по естественным наукам и астрологических гаданий, ничего магического, волшебного не было.
Кроме астрологических гаданий, которые были жалким заблуждением Египетских жрецов, вводивших в обман простых смертных, которые обращались к жрецам за советом, было у жрецов еще одно заблуждение, которое свойственно было младенческому уму древних народов, еще мало знакомому с естественными явлениями природы. Мы говорим о заблуждении Египтян относительно теургии, или таинственного знания, которое заклинаниями может вызывать духов-хранителей или другие божественные существа и души умерших и заставлять их отвечать на предлагаемые вопросы, а также отгадывать будущее или вообще неизвестное. Сомнительно, чтобы сами жрецы убеждены были в действительности этого знания. По всей вероятности, они пользовались только доверием невежественной толпы. Рано или поздно они должны были убедиться в нелепости этого знания. Как бы то впрочем ни было, Египетские жрецы считались самыми искусными волшебниками даже в самой Индии [321] .
321
«Тысяча и одна ночь», ночь 507.
До сих пор мы говорили о магии у народов Востока, у которых жрецы захватили в свои руки все, что может быть дорогого для человека. Жрецы захватили в свои руки умственное и нравственное развитие, религию и богослужение, а на долю общества оставили безмолвное выслушивание и беспрекословное повиновение и исполнение их предписаний. Взяв на себя истолкование религии, жрецы объяснили ее по-своему. Главный предмет религии — божество, именем которого они господствовали над обществом — они применили к своим целям. Божество, понятное только жрецу, приняв страшную, чудовищную форму, стояло неизмеримо высоко над обществом, которое должно было приходить в трепет при виде божества, напр. индийской богини Кали [322] . Обществу запрещено было жрецами приближаться к божеству, грозному и ужасному: только жрецы осмеливались приближаться к божеству, приносить ему жертвы, выслушивать его веления и толковать их народу. К Серапису или его истукану запрещено было в Египте приближаться, под угрозой погибели всего мира [323] . Приносить жертвы и заправлять ими никто не имел права, кроме жреца. Приносивший жертву в Египте без ведома и участия жреца наказывался смертью [324] . А между тем жертва имела благодетельное влияние и вместе понудительное действие на самих богов. Жертва, по мнению Индийцев, придает богам бодрость и энергию: она увеличивает их силы, помогает богам «расти». Жертва и дары имеют на богов понудительное действие, и потому жрецы, приносившие жертву, имели, по понятию народа, власть над небожителями [325] . Только брамины-жрецы могли выслушивать волю божества и толковать ее народу. Понятно, что божество после этого могло быть употреблено жрецами, как орудие, как средство, для их возвышения. Жрецы это понимали и с умением воспользовались этим. Прежде всего, жрецы раскассировали общество на касты и, запретив всякий вход другим кастам в касту жречества, возвысили ее в глазах общества и этому возвышению, равно как и распределению каст, усвоили характер божественного определения. «Брама, видя землю ненаселенной, создал из своих уст сына и назвал его Брамином, который сделался родоначальником касты браминов. Брамин должен был толковать и передавать другим слово Брамы, заключенное в Ведах. Кшатрия — воин, обязанный быть защитником Брамы, создан из правой руки. Он был праотцом воинов. После воина создан из правой голени Брамы Вайсия, обязанный обрабатывать землю для пропитания браминов и кшатриев. Наконец, для самых низких работ создан из правой ступни Брамы Судра» [326] . Таким образом, на свое злоупотребление брамины положили печать божественного определения священных Вед. Прибегнуть к такому средству было естественно, потому что другие касты не согласились бы поддаться жрецу, который, по божественному определению, должен занять первое место в обществе. Такое разделение общества было не только в Индии, но и в Персии и Египте. Несомненно, что жрецы возвышались постепенно, мало-помалу захватывая в свои руки толкование воли богов. Этого возвышения жречества общество не могло не заметить и, конечно, долго отстаивало свои права. Темные предания древних народов говорят, что каста жреческая слишком дорого купила право первенства. В Персии существовал праздник избиения магов, стремление к первенству которых было замечено обществом [327] . В Индии борьба кшатриев с браминами составляет эпизод Магобараты, где брамины торжествуют кровавую победу и жестоко наказывают восстание [328] . В глубокой древности Египта, во время царствования богов, каста воинов восстала против касты жрецов [329] . Вероятно, эта борьба за права заставила жрецов ссылаться на божественность распределения каст, которая придумана самими же жрецами. Восторжествовав над врагами, жрецы постарались закрепить за собой все основания, благоприятствующие их возвышению. Жестокая казнь ожидала ослушников жрецов в загробной жизни. «Когда браминов ученик, сказано в законах Ману, порицает своего учителя, то, хотя бы он был и прав, возродится ослом; собакой, ежели он клевещет; маленьким червем, если употребит его вещь без позволения; большим насекомым, если завидует его заслуге.» «Лисица ест падаль; обезьяна спрашивает ее: за что она, будучи прежде человеком, сделалась низшим животным? Лисица отвечает, что, будучи человеком, она обещала дары брамину и забыла исполнить свое обещание» [330] . Таким образом, на стороне брамина и вообще жреца было сами божество, пред участием и проклятием которого преклонялся всякий.
322
Stuhr, Die Religions-Systeme der heidnischen Volker des Orients, I Th.
323
Церковн. Ист. Феодорита, гл. 22, стр. 349.
324
Schmidt, De sacrif. et sac.Aegypt, p. 82.
325
«Всемир. Истор.» Вебера, кн. I, стр. 265 (пер. Игнатовича).
326
Polier, Mythologie des Indous.
327
Herodot., VII, 194.
328
Polier, Mythologie des Indous.
329
Herod., II, 141.
330
Montesquieu, Esprit des Louis XXIV, 14.
Сделавшись владыками мира, жрецы, как мы сказали, взялись истолковывать народу волю божества. Но для этого необходимо было вложить в уста божества такие веления, которые бы благоприятствовали жрецам, потому что божество, как изваяние или статуя, не могло изрекать само от себя ничего. И жрецы придумали средства заставить божество говорить. Поселившись внутрь статуи бога или посредством трубок (об этом мы говорили выше), жрецы изрекали устами божества такие веления, которые вполне возвышали жрецов над обществом, которое не могло уличить жрецов в обмане, потому что божество, служившее орудием жрецов, всегда грозное и ужасное, сокрыто было в мрачном и таинственном святилище (в каком-нибудь алькове), к которому никому не позволялось приближаться, кроме жрецов. Этого мало. Божество, под влиянием изобретательного жречества, стало появляться, в мрачном святилище, в блестящей одежде и с лучезарными венцами, освещать ослепительным светом весь храм и тем самым поражать изумлением невежественную толпу; оно стало производить громоподобные раскаты, разливавшиеся по всем углам храма, и приводило в трепет благоговейных поклонников; наконец, оно производило землетрясение во храме, так что поклонники в трепете невольно падали ниц на землю. Но все это могло быть вызвано многочисленными жертвами, часто кровавыми, на жертвенниках самозагорающихся и самопроизвольно движущихся, и после долгих воскурений фимиама. Под влиянием дыма фимиамного, при виде кровавых жертв, при виде горящих жертвенников, религиозная фантазия благоговейной толпы, естественно, возбуждалась с особенным напряжением, которое усиливалось по мере явлений новых и новых чудес, производимых божеством. Опомнившись от сильных потрясений фантазии и чувств, вследствие стольких разнообразных чудес, народ уходил из капища с полным убеждением в божественности истукана и в божественном могуществе его. Как же не исполнять после всего этого его велений, которые он произносил во время грома и молнии, которые приводили в трепет толпу? Но в то же время народ убежден был, что виновниками этих чудес были жрецы, хотя, как невежественный, не понимал, каким образом жрецы побуждали богов к совершению чудес. Он рассуждал очень просто. «Жертвы и молитвы жрецов, угодивших божеству своей жизнью, заставляют божество являть свое могущество грешному человечеству. Понятно, что после этого жрецов необходимо было уважать, как людей святых и близких к божеству, которое легко могло наказать непокорных жрецам». На самом же деле жертвы нисколько не могли побудить статую производить рассказанных нами чудес: все они производились жрецами, изобретавшими самые разнообразные средства для своего возвышения.
Таким образом, религия в руках жрецов приняла желаемую ими форму. Подчиняя себе общество, жрецы в тоже время подчинили себе и божество, принявшее в их руках особенный характер. Божество близко только к жрецу и грозно к остальному люду, между которым и божеством неизмеримая бездна расстояния. Так далеко поставить божество от общества было необходимо для жрецов, которые имели в виду при этом господство над обществом. Понятно, что такая религия, где действует не святая любовь и утешение, а своекорыстие и властолюбие людей, не могла приносить отрады человеку. Руководясь личными, самолюбивыми и своекорыстными целями и подчинив себе божество, жрецы торговали религией, которая была тяжелым бременем, гнетущим человека.
Как бы то впрочем ни было, жрецы, для достижения своих властолюбивых замыслов, из религии сделали для себя науку, вполне пригодную для жрецов и положительно вредную для народа.
Сдав на руки жрецов религию, народы язычества передавали им и науку, которая, как и религия, сделалась промыслом для жрецов. Для диких и потом несколько оцивилизовавшихся народов были непонятны явления природы, их окружавшей. Во всех естественных явлениях они видели сверхъестественное, чудесное. Жрецы взяли на себя труд объяснять это непонятное народу, и этим самым опять возвышались над народом. Результатом стремлений жрецов объяснять для народа непонятные явления природы были те научные сведения по естественным наукам, о которых мы говорили и которые для невежественной массы казались магией, волшебством, сообщением божества, господством над подземными духами, силами природы и стихиями. Таким образом, жрецы для науки сделали очень много, но более всего сделали пользы для себя; напротив, для народа, который призвал их быть служителями божеству и посредниками между божеством и народом, и избрал их своими наставниками, они принесли положительный вред. Они торговали самым дорогим для человека, — его религиозным чувством и, пользуясь дарами, приносимыми им народом, держали намеренно его в невежестве.
IV О КОЛДОВСТВЕ
Слово ведовство, ведство, происшедшее от ведать и означающее знание, опытность в чем-нибудь, в средние века (да и теперь в простонародье) было синонимом колдовства и волшебства. Искусники, прославившиеся в ведстве, называлось ведунами, знахарями, — женщины — ведьмами, знахарками, как будто всякое знание и мудрость, все непонятное для необразованных, должно было происходить от диавола! Ведьм и колдунов везде было очень много. К нам перешли они со времен идолопоклонства и язычества, когда предки наши в числе своих божеств считали Бессмертного Кощея, Болотного волхва, Перуна и Бабу-Ягу — эту прародительницу всех ведьм, которая едет на ступе, по воздуху метлой погоняет, помелом след заметает. Заметьте это — ступу, метлу, помело — необходимые принадлежности простой деревенской жизни, и это заметание следа в воздухе, как будто бы на песке — какое топорное изобретение, какой грубый знак невежества! Верили, как в древности, так и в средние века, что ведьмы, намазавшись известными им мазями и перекувырнувшись через 12 ножей, оборачиваются во всяких зверей и птиц, могут посредством отравы оборачивать людей в волков, свиней, птиц и т. п. Верили, что ведьмы и колдуны повелевают ветрами, производят ветры, бури, молнию, дождь и град, что они заколдовывают поля и скот, так что первые лишаются плодородия (в Белоруссии завитки или завивки лишают поля плодородия и пр.), а последний сохнет и издыхает; что они посредством чар могут лишить человека жизни и проч. и проч. и проч. Словом все, что есть злого в мире, — все это могут совершать колдуны, знахари, ведьмы, знахарки.
ГЛАВА XXII
О шабашах
Нигде так наглядно и ясно не выражалось могущество нечисто й силы, как в рассказах о шабашах, на которых будто бы сам сатана принимает клятвенные заверения от всех, которые предались ему духом и телом, т. е. всем существом своим. На шабашах, по словам колдунов и ведьм, демон является во всем своем величии и силе; он является с гордым, презрительным видом, со страшным и мрачным лицом, в странном наряде, всегда является с печальной и мрачной церемонией, и притом всегда является в отдаленных, уединенных местах — лесах, пустынях и т. п. Князь тьмы принимает поклоненья от преданных ему с гордостью и презрением. На обеде кушанья всегда безвкусны и совершенно непитательны; пляска происходила без всякого порядка, искусства и приличия.
Описанием шабаша хотят подтвердить действительность того, что существовало только в расстроенном воображении колдунов и ведьм, которые воображали, будто они верхом на метле или коле свободно переносились по воздуху туда, где предназначалось празднование шабаша.
На шабаш обыкновенно собирались в какие-нибудь отдаленные или уединенные места — в отдаленный лес, или в пустыню, или в болота — всегда ночью с среды на четверг или с четверга на пятницу. Самым торжественным праздником считался шабаш накануне праздника: Рождество Иоанна Предтечи (24 июня): к этому времени каждый колдун и каждая ведьма должны натереться непременно жиром, если хотят присутствовать на торжестве. На этот праздник должны были являться все колдуны и ведьмы; неявившийся получал выговор, или даже наказание. Что касается частных собраний, то демон был снисходителен к тем, которые не являлись на них по достаточным причинам.
Иоанн Бапт. Порта и Иоанн Вириус [331] говорят, что они знают, как приготовляется жир, которым натирались колдуны. Жир этот, говорят они, есть смешение многих наркотических веществ, употребление которых повергает человека в состояние обморока, во время которого он воображает, что будто он вылетает из комнаты через трубу, что будто в конце трубы встречает его черный человек с рогами, который переносит его куда угодно, и потом опять через трубу приносит домой. Рассказы о шабашах людей, подвергавшихся этому состоянию, отличаются неопределенностью и отсутствием взаимного согласия.
331
loan. Vier., Lib. II, c. 7.