Транзита не будет
Шрифт:
— Дмитрий Котов, — немного оторопел я и осторожно сжал ее руку. Но ответное рукопожатие оказалось необычно сильным и энергичным. — А-а… скажите, подполковник, у вас в управлении все майоры такие симпатичные?
Теперь уже Игорь не выдержал и расхохотался.
— Чувствую, вы сработаетесь, — с трудом вымолвил он и посмотрел на часы. — Все, отправление! Садитесь-ка в вагон.
Я не успел проявить галантность и подать Ирине руку, как Тарасова уже очутилась на верхней ступеньке тамбура. Хмыкнув, я поднялся следом. Мы дружно помахали Скоренко
— Даже не знаю, какие у нас места, — сделав озабоченное лицо, сказал я.
— Номера тринадцать и четырнадцать, — тут же откликнулась моя новая напарница, останавливаясь возле четвертого купе.
Там уже сидели двое молодых казахов — чистенький и тихий паренек в очках устроился у самого окна и читал толстенную книгу в потрепанном переплете, а рядом, воткнув в уши «таблетки» динамиков и прикрыв глаза, прикорнул второй — судя по одежде, студент или начинающий коммивояжер. Впрочем, у этого рядом стоял вместительный баул — в таких удобно возить образцы товара и рекламные проспекты. Вещей же «ботаника» я не заметил, хотя они могли быть и под сиденьем. Мы обменялись с казахами вежливыми улыбками.
— Ну-с, выбирайте, господин Котов, — обернулась ко мне Тарасова, — верхняя или нижняя?
— Меня зовут Дмитрий, можно Дима, — миролюбиво напомнил я. — И я не суеверный.
— В смысле?
— В смысле, что мне все равно, какая полка. Хотя, думаю, вам, Ирина Николаевна, будет удобнее на нижней.
— Мне тоже без разницы, — повела плечиком майор. — Кстати, можно просто Ирина. — И лукаво стрельнула бирюзовой искоркой из-под пушистых ресниц.
— Принимается. — Я повеселел: контакт явно налаживался. — Занимаю верхнюю. Признаться, с детства люблю ездить на поезде. Это же всегда целое путешествие — новые места, люди, события…
— А мне больше нравится ходить пешком. — Ирина поставила свою сумку на полку у окна и сняла пуховик. — В институте почти каждые каникулы мы с приятелями отправлялись в походы — то по лесам, то по реке. Зимой — на лыжах пару раз.
Я осмотрел свою полку. Матрас был просто обернут одеялом, постели я не обнаружил.
— Интересно, а сколько ехать до Кустаная?
— Часов восемь. Тут всего-то около трехсот километров.
— А-а, тогда понятно, почему нет постелей.
— Ну да. Собственно, в пути мы будем меньше шести часов. Это пограничный и таможенный контроль отнимают больше двух часов.
— Почему так много? — искренне удивился я. — Здесь же спокойная граница. К чему такие строгости?
— Спокойная она только с виду, — хмуро усмехнулась Тарасова, и я лишь теперь сообразил, что ей на самом деле далеко за тридцать, хотя выглядела женщина лет на десять моложе.
Я закинул свою сумку и куртку на верхнюю полку и уселся рядом с майором. Определение ее истинного возраста только подогрело мой интерес к ней. С юности меня тянуло к женщинам старше себя, и уж тем более никогда позже я не заводил отношений с «малолетками» — младше тридцати. Конечно, сейчас мы были, так сказать, на задании, и «близкие контакты» любой степени могли только осложнить его выполнение. Но, господа, классический флирт еще никому не навредил!
В общем, три с половиной часа до границы пролетели незаметно. Ирина оказалась прекрасной собеседницей и весьма начитанной особой. Поэтому очень скоро мой интеллектуальный выпендреж, который всегда безотказно срабатывал как способ завладения вниманием особей женского пола, перерос во вполне жаркую и мозголомную дискуссию чуть ли не на уровне мировых проблем. В пылу полемики (по-моему, о последствиях глобального потепления) мы даже про чай забыли, который притащила нам любезная проводница.
Наконец поезд остановился на пустынном мокром перроне Троицка.
— Ну, вот. Сейчас всех транзитников переведут в зал пограничного контроля вокзала, а остальным придется сидеть в вагонах, пока мобильные наряды их не проверят, — ответила Ирина на мой невысказанный вопрос.
Мы вышли из вагона проветриться и размять ноги. Навстречу нам по платформе уже двигалась группа пограничников, в том числе и кинолог с собакой.
— А собака зачем? — заинтересовался я.
— Вообще-то, их две на каждый состав, — охотно пояснила Тарасова. — Овчарка в основном работает снаружи, а спаниель — внутри вагонов…
— Спаниель?!
— Ну да. Такой очаровательный плюшевый кокер, лопоухий и жизнерадостный.
— И что они ищут?
— Наркотики, конечно. В первую очередь. Но могут и взрывчатку отработать. Даже парфюм контрабандный.
— Ага, а кокер, значит, чтобы людей не пугать? — решил я проявить смекалку. — Милая собачка бежит по вагону, смешно пофыркивая и мотая ушами — какая прелесть!..
— Примерно так, — улыбнулась Ирина. — Согласитесь, Дима, что мало кто насторожится при виде подобного создания?
— Еще бы!.. Но вот насколько точно эти собачки работают? Неужели не ошибаются?
— Бывают и ошибки. Только ведь и проводник, и досматривающий тоже не лаптем щи хлебают. О, это очень опытные сыскари! Они способны по едва заметным отклонениям в поведении, в разговоре, даже по позе распознать в человеке наркокурьера.
— Здорово! Наверное, у вас выявляемость близка к ста процентам.
— Увы, — Тарасова посмурнела. — Все не так радужно и благополучно. Курьеры тоже постоянно совершенствуют способы провоза товара. У нас с ними что-то вроде необъявленного соревнования.
Пограничники между тем подошли к последнему вагону, пятеро забрались внутрь, двое остались на платформе, а кинолог с овчаркой двинулся вдоль состава, спустив собаку с поводка. Псина деловито спрыгнула под вагон и, перебравшись на другую сторону состава, порысила к его началу, временами останавливаясь и внимательно обнюхивая буксы и подножки тамбуров. Я заметил, что с противоположного конца поезда появилась вторая группа пограничников, и как раз в компании со спаниелем.
— Они что, одновременно с двух концов проверяют?