Требуется чудо (сборник)
Шрифт:
Самое время перевести дух и вспомнить хороший американский фильм про человека со звезды, про обаятельного стармена, внезапно материализовавшегося в доме молодой вдовы, материализовавшегося в родимом облике ее покойного супруга и, как водится, преследуемого гадами учеными, возжелавшими на нем, на воскресшем, значит, муже-пришельце, ставить свои преступные опыты, резать там, кислотами травить, под микроскоп совать, ничуть не думая о межзвездном гуманизме. Зойка сей фильм глядела, в свое время отнеслась к нему с теплом, и сейчас, естественно, вспомнила обаятельного актера, чем-то, кстати, похожего на шведа, хотя и с типично английской фамилией.
Ситуация
А что до кино — так это ж в кино!
Зойка вылезла из спасительного кресла, пошла в прихожую, накинула на дверь очень стальную цепочку. Есть ей, как и Свену, не хотелось, но чай выпить стоило. Чай снимает последствия стрессов, а Зойка только что испытала сильный стресс, который сама на собственный зад словила. Пила буржуйский «Липтон» и анализировала ситуацию. Любила она поанализировать ситуацию, пия чай — особенно тогда, когда от анализа ни хрена не зависело. После драки — кулаками, вот. Во-первых, никакой он, конечно, не пришелец, хотя и ничего себе. И физиономия тоже интеллигентная. Правда, одет… А что одет? Может, на ихней планете ничего импортного приличного не достать, одно отечественное крепкое… Говорит странновато, факт, но — не жлоб. Да, еще: телепат. У кого из Зойкиных знакомых есть знакомый телепат? Ни у кого. Это все — плюсы. Их мало, но они приятны. Теперь — минусы.
Весь его треп — дешевый провинциальный кадреж, рассчитанный на сопливых от восторга пэтэушниц. Поскольку Зойку за ее тридцатилетнюю жизнь клеили десятки, если не сотни, раз, то она назубок выучила многозвонкий, но все ж ограниченный набор приемов, приемчиков, приколов, отмычек и ключей для добровольно-насильственного вскрытия женских сердец. Почему-то мужики-кретины считают, что любую бабу надо брать как-нибудь похитрее, пооригинальнее, поскольку она-де, как сайра (рыба такая есть, кто забыл), на свет ловится, на загадочное. Да любой нормальнойбабе все эти загадки — до фени, если уж на что она и клюнет, так на естественность, на простоту. Именно естественности бабам в жизни не хватает, все кругом выпендриваются, выдрючиваются, чтоб не сказать круче, строят из себя принцев, пришельцев, суперменов — тоска! Господи, да подойди он к ней по-человечески, представься, скажи, что она ему нравится, что он хотел бы пригласить ее… куда?.. в Большой театр, в Третьяковскую галерею, в музей-усадьбу «Останкино», например!.. И что она? Увы, увы, послала бы его на три русские буквы. А почему? А потому что в мире всеобщего выпендрежа любая естественность тоже покажется выпендрежем. Только изощренным. Особо опасным…
Парадокс? Никакой не парадокс. Дефицит простоты в человеческих отношениях рождает неверие в нее, незнание ее, даже боязнь. Это — как черная икра: сто лет ее не пробовал, а угостили на халяву — невкусной покажется. Потому что отвык. А привык к накрахмаленной колбасе, которая скверно прикидывается мясной. И знаешь, что мяса в ней — три процента, а хаваешь. А если ее еще и упакуют как-нибудь позаковыристей, обзовут «старорусской» там или «пикантной» — вовсе кайф… Но если Свен — та самая колбаса «пикантная», чего ж она его прогнала? Об икре размечталась?..
Гастрономические ассоциации вызвали легкое чувство голода, не утоленное, оказывается, ресторанным калорийным ужином, и Зойка машинально и задумчиво съела бутерброды, приготовленные ею для Свена. Но сытый человек — добрый человек, это еще второй раз здесь поминаемый В. И. Даль сообщил в своем фолианте пословиц и поговорок, и сытая Зойка внезапно ощутила колкую жалость к выгнанному шведу—эстонцу—шпиону—инопланетянину. Ну захотел человек покадриться, ну не придумал ничего умней, чем прикинуться старменом, ну жить ему в Москве негде. В конце концов можно было позвонить заботливой Марии Ивановне и запихнуть Свена на тот же двенадцатый. Хоть на ночь…
Зойка встала, отнесла поднос на кухню, вымыла чашки, поставила их в шкафчик — все механически, не думая о делаемом. Если сравнить ее со спортсменом, который собрался прыгать в высоту, то все это мытье посуды разбег. А потом будет прыжок. Зойка закрыла дверцу настенного шкафчика, повесила на крюк полотенце и решительно пошла грудью на планку. То есть к двери.
Свен, как Зойка втайне и ожидала, сироткой сидел под тополем и, похоже, караулил свою тарелочку. Или канал для нуль-транспортировки. Зойкиному приходу внешне не удивился и не выказал ликования: и ранее, помним, сдержан был…
— Ну и что будем делать? — туманно спросила Зойка, надеясь, что на сей раз не ей, вконец эмансипированной, придется брать на себя инициативу, а сам Свен предложит какой-нибудь приемлемый вариант дальнейшего общения. Например, попросит прощения за дурацкий розыгрыш, со слезой признается, что не пришелец, а командированный, и не с Тау Кита, а из Краснококшайска…
— Не беспокойтесь, — кротко сказал кроткий пришелец Свен.
— Ладно, — стремительно решила Зойка, опять стремительно сама все решила, — пошли обратно. Постелю вам на кухне, а завтра разберемся. Пристроим куда-нибудь…
Если честно, все это она заранее заначила, еще когда грудью на планку шла, а сейчас выпалила, но зачем ломать имидж стремительно решающей женщины?..
— Меня не надо куда-нибудь, — быстро возразил Свен.
Заметим, что идея возвращения протеста у него не вызвала. И то понятно: он уже полежална диване, понял, что под тополем — хуже…
— Где ж вы жить собираетесь? — поинтересовалась Зойка.
— Нигде. Я здесь на сутки. И назад.
— Куда?
— Домой.
— А дом далеко?
Свен на миг задумался:
— Приблизительно триста семнадцать парсеков в ваших единицах измерения.
Он, умник, никак не мог дотумкать, что пора завязывать с детскими играми, хорошего понемножку, самый терпеливый партнер на стенку полезет от такого перебора. Зойка чувствовала себя в преддверии (или все-таки в подножии?..) стены, но помнила, помнила, помнила о своей милосердной миссии, взяла себя в руки — кто-то из двоих должен быть мудрее, этот кто-то не мог не быть женщиной! — и сказала: