Требуется чудо
Шрифт:
– Смотри, Наташа...
– Что это?
– Помнишь то чудо в цирке?
– Когда зал ожил?
– Да-да! Там был прибор "короля магов". А этот - мой. И я его сделал для того, чтобы мама стала другой. Сам сделал!
Наташа протянула руку к "портсигару", осторожно взяла его. Нелепо, не к месту, но Александр Павлович вспомнил цитатку: "берет как бомбу, берет как ежа, как бритву обоюдоострую..." К случаю цитатка подходила...
– Фонарик?
– Он только похож на фонарик. Но когда я включал его, мама становилась такой, как я хотел...
– он добавил: - Как ты
– И это - все?!
– В Наташином голосе был ужас.
– Все! Все!
– Александр Павлович испытывал странное, болезненное облегчение: выговорился, ничего не скрыл. Нет больше проблемы!..
– Включить...
– Наташа как завороженная смотрела на желтый глазок "портсигара".
– Да! Забери его. Насовсем. Держи у себя. Никому не показывай. Он твой. Только твой. Захочешь - включишь.
– А по какому принципу он работает?
Как ни был взволнован, а все ж отметил: мамина дочка, четких объяснений требует. А в цирке-то не требовала, на веру приняла...
– Какая тебе разница? Работает и работает. Ты как мама... Не открывай, не надо: другого я сделать не смогу. Знаешь: это было у меня как наитие. Чудо, если хочешь... Вдруг осознал: требуется чудо, - он невольно повторил слова Гранта, - и я его сотворил.
– А если сломается?
– Он никогда не сломается, не беспокойся...
Александр Павлович наклонился и легко-легко, чуть прикоснувшись губами, поцеловал Наташу в щеку. Щека была теплой и все же мокрой: и не хотела, а, видно, поплакала девочка, только незаметно, Александр Павлович ничего не углядел.
– Прощай!
– И он, не оглядываясь, боясь, что Наташа окликнет его, побежал через двор, выскочил из ворот на улицу, увидел зеленый огонек: Такси!
– хлопнул дверцей: - На Войковскую, к плотине...
Закрыл глаза. Сердце стучало как бешеное: вот-вот выскочит. И никогда, никогда еще не было ему так больно и скверно. Никогда в жизни он не мучился так оттого, что всего-навсего - ну пустяк же, привычное дело! обманул женщину.
7
Но боль прошла, потому что никогда ничего у Александра Павловича долго не болело. Разве что поясница: но это профессиональный недуг, результат цирковых сквозняков; да, кстати, он, этот недуг, о себе тоже давно не напоминал.
А если что и осталось, так ощущение брезгливого недовольства самим собой: разнюнился, как юнец. Решено, эмоции побоку. Стоит вспомнить к случаю недавние слова Валерии о том, что у нее эмоций и неприятностей на службе - во как хватает! У Александра Павловича - тоже, и лишние, "сердечные", - совсем ни к чему.
А девочку он успокоил, дал ей могучую техническую игрушку - пусть сама пользуется. Александр Павлович в этих играх больше не участвует: слишком далеко, кажется, дело зашло...
И все было бы распрекрасно - не в первый раз Александр Павлович с дамами сердца, как говорится, "завязывал", оставаясь с ними между тем в наидобрейших дружеских отношениях: гордился он этим своим дипломатическим свойством, но ближе к вечеру, когда Александр Павлович отдыхал, морально готовясь к нудному ночному прогону, явилась Валерия. Явилась без звонка, как ни в чем не бывало, ничему не удивляясь. Только спросила:
– Куда ты исчез?
Александр Павлович неожиданных визитов не любил, вообще сюрпризов не терпел, считал, что лишь тот сюрприз хорош, о котором заранее известно. Но виду не подал, усадил Валерию в кресло, кофе принес: как раз перед ее приходом заварил.
– Дела, Лер... До премьеры времени - с гулькин нос. И ничего не готово, хоть плачь.
– Плачешь?
– Рыдаю.
– Могу платочек ссудить.
– Давно запасся...
Александр Павлович прекрасно понимал, что бессмысленный этот разговор всего лишь прелюдия к чему-то более серьезному, ради чего и пришла Валерия, пришла, не позвонив, не сговорившись заранее, как всегда у них делалось, потому что, вестимо дело, уяснила: позвони она - и Александр Павлович тысячу причин найдет, чтобы встреча не состоялась. Умная женщина, дочь - в нее...
Валерия и вправду была умной: долго кота за хвост не тянула, если поговоркой воспользоваться.
– Слушай, Сашенька, ты меня совсем дурой считаешь?
– С чего ты взяла?
– Ты ведь не случайно исчез, так?.. Только не ври мне, пожалуйста, я же не школьница с косичками.
– Насчет косичек - эт-то точно...
– Александр Павлович неторопливо поставил чашку на стол с колесиками, на котором из кухни кофе прикатил, быстро прикинул про себя: врать или не врать? Как и утром, решил не врать.
– Ты права, Лер, не случайно.
– Значит, все?
Вот чего Александр Павлович от нее не ожидал, так это внезапной страсти к выяснению отношений. Хотя если иметь в виду влияние "портсигара"...
– Лера, я ведь не считаю тебя дурой, ты знаешь... Хочешь, я напомню тебе твои слова - тогда, в машине?
– Значит, все-таки обиделся...
– Не обиделся, а принял к сведению. И понял, что ты нрава. Воздушные замки - сооружения непрочные и громоздкие. Жить в них нельзя. Еще раз повторю: ты очень права. Я готов подписаться под каждым твоим словом, сказанным в тот вечер. И тем более не понимаю: с чего ты решила выяснять отношения? Это же не в твоем стиле...
– Выяснять отношения?..
– Валерия встала.
– Да нет, милый Саша, я не за тем пришла.
– Она взяла свою сумку, элегантную черную кожаную сумку со множеством карманов и отделений, с широким и длинным ремнем вместительную сумку деловой женщины, порылась в ней и выбросила на стол "портсигар" Александра Павловича, подаренный им Наташе.
– Что это такое?
Александр Павлович усмехнулся:
– А ведь отбирать у детей подарки нехорошо, негуманно, а, Лерочка? Или ты так не считаешь?
– Ты мне не ответил на вопрос.
Александр Павлович медленно закипал. Внешне у него это никак не проявлялось: он лишь становился спокойнее, просто совсем каменным - изо всех сил сдерживался, следил за собой; а еще голос чуть не до шепота понижал.
Вот и сейчас сказал тихо-тихо:
– Я подарил коробочку не тебе, а Наташе. Какое ты имела право забрать у нее мой подарок?
– Это не подарок. Это - подлость!
– Вот как? Почему?
– Наташа объяснила мне, зачем ты сделал эту ко-робоч-ку... издевательским тоном произнесла, как выругалась.