Требуется чудо
Шрифт:
– И что же она тебе объяснила?
– Александр Павлович даже улыбнулся, будто бы веселила его ситуация, будто бы шутили они с Валерией. Ну не сказать, как остроумно!..
– Чушь! Чушь объяснила! Зачем ты обманул Наташу? Ребенка пожалел?
– Я ее не обманывал.
– Ах, не обманывал...
– Валерия подцепила ногтем крышку "портсигара". Ну-ка, объясни, что здесь на меня так подействовало?.. Батарейка? Лампочка? Два сопливых проводка?.. Ты сделал обыкновенный фонарик. Только в серебряной оболочке - антикварное
Александр Павлович взял "портсигар", внимательно осмотрел его, будто впервые увидел. Приподнял батарейку, заглянул под нее.
– Здесь была еще деталька... Такая маленькая... Куда ты ее дела?
– Какая деталька?.. Не было там никакой детальки.
– Нет, была, была... Ты могла ее не заметить, выронить.
Утерянная "деталька" - это удачный ход. Смутить Валерию, ошеломить, заставить усомниться в себе...
– Я ничего не роняла...
Ага, вот уже и сомнение в голосе!
– Она очень маленькая. Но в ней все дело...
– Слушай, не морочь мне голову, я не вчера родилась. Неужели ты всерьез считаешь, что можно создать прибор, который, видите ли, напрочь изменит характер?
– А вот теперь уже никаких сомнений, одна издевка. Конечно! Валерия - дама ученая, без пяти минут профессор, а у Александра Павловича, кроме собственных рук, никаких научно-технических аргументов...
Поднял голову от "портсигара":
– Я же его сделал.
– Пойми, - Валерия опять села в кресло, снизила тон, старалась говорить мягко и ласково. Александр Павлович даже подумал: как с сумасшедшим, - это невозможно. Это противоречит физике, математике, механике, логике, наконец...
– Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Классика. Помню.
– Саша, я же знаю тебя как облупленного. Ты можешь обдурить Наташку, но не меня. Ты можешь обдурить кого хочешь, это твоя профессия, наверно, ты в ней гений, но при чем здесь я?
Какая, однако, самоуверенность! Она знает его "как облупленного"... Да он сам себя так не знает.
Александр Павлович захлопнул "портсигар" и втиснул его в карман джинсов. Помнится, он любопытствовал: как довести до сведения Валерии доказательства ее "бабства", полученные с помощью "портсигара". Что ж, доказательства до сведения доведены. Вопрос в ином: приняты ли они? Можно поспорить, поломать копья... Впрочем, Александр Павлович с женщинами не спорил, даже если зол на них был. Как сейчас.
– Видишь ли, Лера, - начал он раздумчиво, желая, не сказав ничего конкретного, все же дать ей понять, ради чего он сыр-бор городил, - ты, повторяю, тогда, в машине, все правильно объяснила. И про наши с тобой отношения, и про то, что не встречал я раньше таких, как ты, не довелось... Ты вон все время настаиваешь: мол, обиделся я. Нет, не обиделся - задело меня. И не то задело, что мы оба - потребители в любви, а то, что ты у нас такая уникальная, одна на белый свет. Вот и захотел я тебе доказать, что никакая ты не уникальная...
– Обыкновенная?
– Извини.
– Да чего там...
– Валерия улыбнулась, но улыбка вышла какой-то неловкой, словно одолженной, не ее.
– И ведь доказал...
А вот тут уже Александр Павлович изумился. Только что агрессивная, полная негодования, чуть ли не ненависти, и вдруг: "И ведь доказал"! Такого признания он от Валерии и вообще не ожидал - не то, что сейчас, когда она тигрицей мечется. Чтобы Валерия сдала позиции?! Да ни в жисть! Прав Александр Павлович: этого не может быть, потому что не может быть никогда! Даже если сдаст, не признается...
– Что я доказал?
– Что хотел, то и доказал. Доволен?
Валерия явно пыталась остаться ироничной, как всегда, но получалось это у нее плоховато, а вот Александр Павлович постепенно оправлялся от изумления, становился самим собой.
– Ты знаешь: доволен.
– Ты знаешь: и я довольна.
– Ты?!
Нет, положительно сегодня день сюрпризов, причем истинных, неподготовленных, а их, как уже отмечено, Александр Павлович не терпел.
– Я.
– Ты-то чем?..
– Тебе не понять.
– Где уж нам... А все ж попробуй объясни: вдруг соображу, умом хилый?
– Не паясничай, Саша, не надо... Ты нормальный мужик: сильный, уверенный в себе, ни на кого, кроме себя, ни в чем не рассчитывающий, к женским слабостям снисходительный, терпимый, даже любишь их, по-моему, слабости. Ты - стена, Саша, за тобой спокойно, легко, прочно. Веришь ли: я впервые почувствовала себя слабой рядом с тобой. Приятное чувство, оказывается, - быть слабой. Я никогда не знала этого, Саша. Спасибо тебе.
– Не за что, - машинально ответил Александр Павлович.
– Есть за что... Я тут накричала, обвинений тебе целый ворох накидала. А ведь зачем пришла? Думаешь, из-за коробочки твоей? Это для Наташки она чудо. Для Наташки ты сам - чудо из чудес, она в тебя влюбилась, как в Деда Мороза... Но я о другом. Вот ты мне тот разговор в машине в пику ставишь. А ведь я тогда на что упор делала: нам с тобой хорошо вместе. Очень хорошо, Саша, очень! Да, верно: ты не встречал таких, как я. Но ведь и я не встречала таких, как ты...
– На стену похожих?
– Еще раз прошу: не ерничай... Ты можешь понять, глупая твоя голова, что так, как с тобой, мне ни с кем не было? Ни с кем!.. Я тогда проверить тебя хотела - на прочность, что ли? А ты не поддался, вроде бы принял правила игры - мои правила, но остался-то самим собой... Ты - всегда "сам собой", Саша, тем и ценен обществу...
– усмехнулась. Почему-то невесело. Первый раз в жизни прошу: не уходи. От добра добра не ищут. Не уходи, Саша...
Как утром с Наташей, спросил по инерции: