Трепет. Годы спустя
Шрифт:
– Сейчас помощь нужна вовсе не мне, Ами, а Яне. Ее нужно поддержать. Ей намного больнее. И с этой болью непросто будет справиться. Я хочу, очень хочу, чтобы Яну ты тоже впустила вот сюда.
Кладу ладонь на ее грудь, в область сердца.
– А если она не захочет?
– шепчет дочка, уткнувшись подбородком в мое плечо.
– Она уже давно пытается достучаться. Ты просто не заметила этого, детка.
Моя Яна сумела полюбить чужого мальчишку, как родного брата, организовывала выставки для тяжелобольных людей, чтобы те могли получить достойное лечение, она спонсирует приюты для бездомных животных, продает свои картины, а потом все деньги жертвует на благотворительность.
17 глава
Яна
Телефон лежит на подушке у меня перед глазами экраном вниз. А мне плевать. Я даже не поднимаю его, чтобы позвонить кому-то, или проверить, звонил ли кто-нибудь мне. Он стоит на беззвучном со вчерашней ночи. Я так и не поменяла режим.
Сколько сейчас времени, я точно не знаю. Все, в чем я уверена на сто процентов - ребенка больше нет. Живот немного тянет, хотя медсестра постоянно колет мне обезболивающие. Рука болит, потому что в меня влили уже больше литра какого-то лекарства через капельницу.
Мне все безразлично.
За окнами палаты тихо капает дождь. Капли попадают на стекло и медленно стекают. Я наблюдаю за ними, словно это самое значимое, что может быть сейчас в моей жизни. Думать о чем-либо другом я просто не могу.
Прекрасно помню, что ночью в палату приходил Рустам. Помню, как плакала, уткнувшись носом в грудь мужа. Не знаю точно, когда уснула и когда он ушел, но почему-то не звоню ему, чтобы спросить об этом, чтобы выяснить, придет ли он сегодня? Я даже не уверена, что в данный момент меня волнует его появление. Что-то плохое, черное и очень холодное поселилось внутри. Как назвать это чувство? Апатия? Безразличие? Депрессия? Как ни назови, пока оно будто неразрывная часть меня.
Врач за утро приходит несколько раз. Интересуется самочувствием. Поясняет насчет дальнейшего лечения. Пытается меня приободрить. А я хочу, чтобы все ушли и оставили меня в покое. Мне так плохо, что хочется всех прогнать, закричть "Да уйдите отсюда! Дайте мне побыть одной!"
Я ведь привыкла к мысли, что скоро стану мамой. Я так этого ждала. И что теперь? Теперь мне заново привыкать к мысли, только уже к другой - что мамой я не стану. И кто бы сейчас не пытался меня успокоить, говоря "ты еще молодая, родишь потом", это все... не то. Они будто не понимают, что это ведь будет уже другой малыш...
А каким был бы этот, я никогда не узнаю.
Мальчик? Девочка? Глаза голубые? Или карие, как у Рустама?
Он бы меня любил. А теперь не будет...
Кто в этом виноват?
Сильнее всего я виню себя. Я не уберегла. Не сделала все необходимое, чтобы мой малыш остался жить. Но... кроме себя мне еще хочется обвинить целый свет. Рустама за то, что он занимался нехорошими вещами в прошлом, и что из-за него нас с Амилией похитили. Ами за то, что вместо того, чтобы заниматься своим здоровьем, я разгребала ее проблемы. Это ужасно. Это мерзко так думать про них, но мой мозг, видимо, пытается найти хоть какую-то лазейку, чтобы не дать мне сойти с ума.
Поднявшись с кровати, подхожу к окну. Медленно веду пальцем по стеклу, вслед за каплей дождя. Она врезается в оконную раму и растекается по ней, теряя свою первоначальную форму. Так же, как и моя жизнь сейчас. Сегодня ночью она разбилась и потеряла форму. Еще вчера я была уверена во всем, знала, чего хочу, куда иду, кто я и кого люблю, а сегодня я будто растекшаяся по оконной раме капля воды.
– Малыш?
– голос мужа разадется позади, и я невольно вздрагиваю.
Не спешу поворачиваться, когда слышу глухие шаги
Рустам обнимает меня сзади, прижимает к своей груди и укладывает подбородок мне на плечо.
– Я звонил. Ты не отвечала. Очень переживал, малыш.
– Прости... я... не слышала...
Мы стоим так долго, обнимаясь, а за окном льет дождь. Он очень вовремя пошел, решив вместе с нами оплакать нашу потерю.
************
– Все время думаю, могла ли я сделать хоть что-то, чтобы этого не случилось? Могла хоть как-то повлиять на происходящее? Я не знаю... например.. чуть раньше рассказать тебе? Согласиться на то, чтобы Валерий меня довез до дома? Сразу поехать в больницу... Хоть что-то. Если бы я сделала, может, выкидыша не случилось бы? Может, я бы сейчас была счастливой будущей мамой, а ты счастливым будущим папой?
Я сижу на кровати, скрестив ноги, и изливаю душу Рустаму. Он кое-что привез из моих вещей - одежду, книги, шампуни и белье. Все это мне не нужно. Я сейчас не испытываю потребности в заботе о себе, чистоте, чтении или чем-то другом. Поэтому Рустам сам раскладывает вещи, которые, по его мнению, могут мне понадобится. Возможно, завтра. Или послезавтра... Точно не знаю, когда...
Затем муж садится на постель рядом со мной и просто слушает все, что я ему говорю, без конца всхлипывая и утирая слезы рукавом больничного халата. Он держит меня за руку и не отрывает взгляда от лица. Мне плохо его видно, потому что из-за непрекращающихся слез облик мужчины сильно размыт.
– Как же так, Рустам? Ну, почему все так? Кто-то не хочет детей, а они рождаются, кто-то не любит детей, а они у них есть... Я хотела малыша. Очень хотела. Была готова к тому, чтобы стать мамой. Я и сейчас готова. Эта потребность в заботе о ком-то никуда не делась. Я виню себя в том, что поетярала его. Я так виновата...
– Ты не виновата, малыш. Если бы знать, где упадешь... Сейчас каждый из нас может в чем-то себя обвинить, но никто, на самом деле, не знает точно, почему случилось именно так. Я тоже во многом мог бы поступить иначе, но не поступил. И мне очень хреново из-за этого. Но если мы будем зацикливаться на том, чего не сделали, то мы застрянем в этой боли. Так что, я тебя очень прошу, не вини себя. Ты не могла знать, что случится. Я уверен, ты бы сделала все, что угодно, лишь бы этого не произошло. Ты самый любящий человек, которого я вообще когда-либо встречал. И я знаю, малыш, что тебе сейчас очень больно, но это не повод истязать себя еще сильнее, потому что это истязание ничего не изменит. Поверь, я знаю, о чем говорю.
Муж замолкает.
Я сглатываю, видя в глубине темных глаз Рустама отголоски прошлой боли, наложившиеся на настоящую. Однажды он уже потерял сына. Его звали Марсель. Он сильно болел, и Рустама не было рядом с ним, когда мальчик умер. Я ведь хотела назвать нашего сына Марс, если родится мальчик. Хотела это сделать для Рустама. Он так винил себя в том, что не уберег его, не спас...
– Как это вынести? Как ты смог?
– У меня появилась ты, - он слегка улыбается, напомнив тот период жизни, когда приходился мне отчимом. Улыбка выходит немного грустной, но от нее все равно на душе теплеет. Я уже тогда стала для него светом в темноте. Рустам познакомился с моей мамой через год после смерти Марселя. Мне тогда было десять. Он и подумать не мог, что когда я вырасту, он влюбится в меня, как в женщину. Рустам увидел в нас свое спасение. Он стал нашей опорой, поддержкой. А потом стал еще и любимым мужчиной для меня.