Третье яблоко Ньютона
Шрифт:
— Правда-правда. Вот сами посмотрите. Вот, домкратом уже почти подкачала, главное каблук сейчас не поцарапать. Видите, готово! Теперь надо болты откручивать, это самое трудное. Кстати, молодые люди, помогите, действительно, что я тут… Только первые два оборотика на каждом болте… болту… ну, на каждой гайке сделайте, а дальше я сама…
Парень переглянулся с милиционером. Машины на всей площади по-прежнему стояли. Водители выглядывали из окон, наиболее нетерпеливые повылезали из машин, некоторые подавали реплики.
— Ладно, отойдите, Варя, — сказал парень. — Дайте, я сам. Вы тут все движение на площади застопорили. Устроили, понимаешь, представление.
— Да, могу вас оштрафовать за создание аварийной ситуации, — поддакнул гаишник. — А могу и права отобрать.
— Неправда, вы добрые, только с виду прикидываетесь злыми. Как можно у женщины в пятницу права отбирать? Мне за продуктами в сороковой гастроном, потом домой, котлеты приготовить, сына из школы забрать
Потом они долго потешались над этим случаем. Действительно, баба полная дура, а как всех красиво построила, всех заставила подергаться. И треть управления от работы отвлекла, все на полчаса к окнам прилипли, на ее ноги и плечи голые пялились.
Интересно, поумнела ли она за эти годы? Судя по вывертам — то к олигархам, то от них — не очень. Надо Серегу из посольства попросить ее нынешние фотки скинуть. Небось постарела, раздалась, стала такой международной мегерой в костюмах, туфлях без каблуков и шелковых платках, с крашеными волосами. Он сбросил мейл приятелю. Фотки у того, оказывается, были под рукой. Надо же, очень даже еще! Варя смотрела на него, стоя, видимо, на каком-то приеме в российском посольстве в Лондоне, за ее спиной виднелись кусты посольского садика. Опять белое платье, теперь плотное, простое и очень дорогое, бледно-бежевая мягкой кожи сумка через плечо. Золотистые, блестящие волосы до плеч, а лицо гладкое, практически без морщин, круглые гладкие плечи, загорелые предплечья, золотые часы на запястье руки, поднесенной к шее. Она, судя по всему, слушала невидимого Иванову собеседника, смотря на него широко раскрытыми глазами без улыбки. Забавно. «Ну, посмотрим, как будут развиваться события», — Иванов не без сожаления вышел из программы. Он как будто опять посмотрел на эту Варю из окна… Если бы он еще и знал, что в тот же самый день, совсем из другого окна на Варю смотрел «Берлемон», он, наверное, так быстро не запаролил бы компьютер и не придвинул бы снова стопку материалов по Германии…
До конца месяца Иванов работал без выходных и о Варе больше не вспоминал. Выполнял указания Брюсова, сбивал в добротную предпродажную упаковку материалы по германской агентуре в Москве, вел длинные разговоры с руководителями иностранных корпунктов, с представителями инофирм, еще много с кем… Потом улетел в Берлин, как сказали бы в миру, закрывать сделку. Хороводили они с бээндэшниками долго, те измучили его своим немецким умением заморачивать собеседника в деталях и в, казалось бы, не относящихся к теме разговорах. Но размен все же состоялся, и теперь они сидели в ресторане Reinhard’s Landhaus в Грюневальде, неподалеку от берлинской штаб-квартиры БНД. Иванову было приятно сидеть с умненьким немецким собратом, пить густое красное вино в теплом, вкусно пахнущем уютном зале с обшитыми деревом стенами. Разговаривали ни о чем. Как водится, собрат по профессии интересовался московской погодой, зимними пробками в городе, рассказывал, что его жена стала выращивать помидоры на балконе, надо же, у всех жен какая-то своя блажь, но при этом все они такие одинаковые. Потом они так же вяло и без видимого интереса поговорили о кампании по борьбе с офшорами, о Женеве и Вене, где у них были общие интересы в ЮНЕСКО и в МАГАТЭ, потом немецкий собрат вскользь упомянул Лондон с его Инвестбанком, оба согласились, что банк так себе, дрянь. Вдруг немец спросил, как чувствует себя в банке российский офис.
— Не знаю, а что? — спросил Иванов, слегка напрягшись.
— У вас там интересный представитель. У нее вроде неприятности сейчас, не слышали?
— Не наша тема, — ответил Иванов, напрягшись еще больше, а немецкий коллега уже снова перевел разговор на общие темы, спрашивая его, что думают русские о присоединении ЮАР к группе БРИК и насколько задел Россию нынешний кризис.
Вечером в отеле Иванов лежал в кровати, щелкал пультом телевизора и прокручивал в голове услышанное. Ребята опять бы обозвали его сочинителем, но у него перед глазами всплыло Варино лицо с локонами и простодушно раскрытыми глазами. Под этой картинкой все услышанное сегодня складывалось примерно в следующее донесение: «У вашей Вари проблемы, о которых мы знаем, потому что следили за ситуацией, чего и вам советуем». Они следили, потому что знали что-то, чего Брюсов с Ивановым не знали, и собрат-немец сообщал ему, что зря не знают. Если бы у немцев были только свои агентурные сведения, он эту тему не поднял бы. Это был бы просто оскорбительный намек на недоработку русских. Нет, немец давал понять, что знает о Вариных неприятностях не из собственных источников, а со стороны. Уж больно не в тему был этот пассаж, выбивался он из общей канвы разговора. Нарочито выбивался. Значит, эта тема пришла к ним со стороны, она обсуждалась… вероятнее всего, с американцами. Или с англичанами. Значит, все-таки это с самого начала была
Иванову стало так интересно, что на следующий день он поехал из аэропорта прямо в офис. Почитав, что было собрано по теме из Лондона, он набрал своего самого любимого коллегу, молодого, но редкого ума и совершенно без гнильцы тезку Александра, знатного экономиста.
— Саш, а что там у вас в Инвестбанке? Сейчас читал твои записки, среди прочего. Твои оценки?
— А-а, заинтересовались. Может, себе заберете эту байду?
— Нет, команды не было. Мне просто самому интересно, может, подскочишь прямо сейчас?
— Я в спортзале, Саш, сейчас сколько? Восемь уже? Блин, я еще на работу должен вернуться, там у меня все еще трудятся. Давай завтра?
— Нет, давай все же сегодня, меня завтра замотают, а я вчера в Берлине как начал думать про вашу Варю… Давай подъезжай прямо сейчас, поможешь мне завтра с докладом начальству по этой теме.
— А что мне за это будет?
— Стакан поставлю, а еще у тебя свой интерес должен быть. Может, мы у вас эту, как ты сказал, «байду» и заберем, смотря что расскажешь. Давай по-быстрому.
Александр приехал к Александру через полчаса. Александр-младший пояснял старшему свою записку, направленную еще в сентябре, когда Варвара приехала в Москву после допросов Шуберта. Александр-младший тогда все сделал грамотно. Пошел с ней ужинать в маленький пивной ресторан, где у него под правым дальним столиком всегда стояла аппаратура. Запись его беседы с Варей Александр-старший как раз и прочитал перед тем, как набрать тезку.
— Не, Саш, вискарь после спортзала не буду, не уговаривай. Значит, когда она ко мне после допросов приехала, она, конечно, была не в себе, хотя держалась пристойно. Крепкая женщина. Либо просто дура, которая даже не понимает, во что вляпалась. Да нет, Саш, не дура она, работала-то, я тебе скажу, очень неплохо. Хотя, с другой стороны, как бы поточнее… У нее все как-то невпопад, понимаешь? Я к ней вообще-то хорошо отношусь, честно тебе скажу.
— Да ты, Сань, ко всем хорошо относишься. Но мне тоже сдается, ее здорово разработали.
— Да это к бабке не ходи. Подумай сам, если она там даже чего-то накосячила, с чего банку нанимать Шуберта и везти его из Вашингтона в Лондон вместе со всей его кодлой. Ты знаешь, что он из ФБР. Банк по всем канонам должен был прислать констебля или счетовода какого-нибудь в очечках, тот бы без понтов разобрался не хуже. Зачем-то понты были нужны. Шуберт этот, ха… У них была задача Варю до истерики довести и нам сигнал послать. Ты посмотри повнимательнее, что за мужик. Он в ФБР весь крупняк ломал только так. Всех Сименсов, Митталов, всех, кто бабки в Конгресс и в правительство заносил. Варю он тоже должен был расколоть. Я ее внимательно слушал, когда она мне свой допрос пересказывала, что у тебя сейчас на столе лежит. Вот, когда она дошла до того, что сказала Шуберту, дескать, тот ведет перекрестный допрос с нарушениями прав человека, процедур… ну вот, все это… и что поэтому она больше не будет на его вопросы отвечать… А я ей говорю: «Что ж, Варвара Васильевна, вы вели себя как очень подготовленный человек». Ну, если бы она действительно там пилила и, соответственно, со знанием дела Шуберта мочила, она бы от моего намека все же дрогнула. А она… Нет, все же я к ней очень хорошо отношусь, Саш. Она так на меня смотрит, Саш, своими глазищами, хлопает ими, в них слезы стоят, а она говорит: «Александр, а кому было бы лучше, если бы я перед ним разрыдалась и начала себя оговаривать от страха?» Вот ты мне скажи, можно так сыграть? Она же не в контрразведке работала, правда? Поэтому я считаю, она просто дура простодушная, хотя и не глупа, и жизнь ее потрепала. Но дура. Сидела бы спокойно, не лезла бы куда не надо, дети выросли, зарплата большая, женщина она вполне красивая, кругом Лондон. Мы бы ее еще года три держали на этой работе. Нет, надо ей было все принципы свои показывать, шило у нее в заднице, а в голове одни знания вместо ума. Портрет ясен?
— А почему ты сказал «мы бы держали»? Отзываете?
— Уже. Но она, правда, нормальный человек. Держалась хорошо, никаких истерик… С ней приятно было работать.
— Еще поработаешь, не чахни. Не влюбился часом?
— Саш, она на десять лет меня старше. Это скорее твой контингент.
— Все забываю, какой ты у нас молодой. Значит, говоришь, Шуберт… А кто в банке этим руководил? Кто Шуберта выбирал?
— А вот давай вместе рассуждать… С карандашом.
— Нет, я по-другому больше люблю, — Александр Иванов зачерпнул горсть разноцветных кнопок из коробочки на столе, встал и подошел к доске с бумажными листами и фломастерами. — Вот тут США, дальше океан, тут Лондон, а тут через пролив Брюссель, а дальше немцы, которые абсолютно в теме. Кстати, нет предположений, откуда?