Третье яблоко Ньютона
Шрифт:
— Игорь Иванович, а где предел моих полномочий?
— На бороде… Заблокируй тему, без поправок на случайности. «Без шума и пыли». Чтобы все проверили и перепроверили, вплоть до контрольного… Это так, для образности… Законопатить тему намертво. Посмотри сериковских дружков из Няндомы или Сибири, может, кого-то из них для дыма стоит задействовать. Да что я тебе все по полочкам раскладывать должен, а ты будешь только в куклы играть? Решай тему сам, вон уже виски седые, а все за спину старика Брюсова спрятаться норовишь.
Глава 14
Полночный свет сводил с ума
— Варя, я уже сосчитать не могу, сколько раз я говорил тебе: «Тhis case cannot become more unusual». [55] Оказывается, может. Я и представить себе не мог…
— Что? Что не мог?
— Не паникуй. Для тебя ничего плохого. Просто теперь в кейсе появился еще и труп. Серикова нашли позавчера мертвым в кабинете его дома.
— Какой ужас!
— It’s getting quite ugly, I would say. [56] Не хочу обсуждать по телефону. Все, что потенциально может для нас вытекать из смерти Серикова, я обдумал. Но это для разговора при встрече. Кстати, у меня к тебе в этой связи возникают вопросы. Но это все при встрече. В целом же движемся по намеченному плану, готовим ходатайство для суда. Я вчерне его подготовил, теперь надо вместе садиться, уточнять конкретику. Хочу приехать в середине следующей недели.
55
Этот кейс не может стать еще более необычным (англ.).
56
Становится по-настоящему жестко, я бы сказал (англ.).
— Ты хочешь опять встречаться в Москве?
— Не понял?
— Может, в Питере?
— Это чересчур, Варя, нам работать надо.
— А какая разница, где работать, — в «Кемпински» тут или в «Кемпински» там? И лететь тебе все равно куда, в Москву или в Питер. В Питер даже на полчаса быстрее. А в Москве ты уже все посмотрел. Только в Питере «Кемпински» плохой. Но я сама подумаю, как все организовать.
— Варя, ты уверена, что надо так усложнять? У тебя работы невпроворот.
— Мне это нетрудно, Мэтт. Смотри на вещи проще. Зачем ехать в известный город, если можно в новый. Разве нет?
— Уговорила.
Был конец мая, для Питера самое волшебное время. Варя подумала, что они едут работать, и соблазна попытаться охватить необъятное надо избежать. Вполне достаточно Эрмитажа и пары прогулок по городу. И мужчин не надо баловать, поэтому она поручила Ирине обзвонить отели с умеренными ценами. Например, «Невский палас». Деньги у нее оставались считаные. Но в «Паласе» цены оказались не ниже, чем в «Астории», а в «Астории», кроме люксов, ничего уже не было… В «Кемпински» не дешевле, но там и комнаты крохотулечные, с бумагами просто не уместиться… А цены все равно какие-то космические. Вопреки задуманной экономии, дело кончилось двумя номерами в «Гранд Отель Европа»: Варе — номер поменьше, Мэтью — просторный, там они должны работать. Раз так карта легла, значит, так и правильно. Варю утешало, кроме того, неизвестно откуда взявшееся убеждение, что в Питере думается лучше.
Почему-то Варя пребывала в приподнятом настроении. Дико, конечно, дико, что Сериков мертв. Но она-то тут при чем? Может, самоубийство? Кто мог его убить? Конечно, самоубийство, он вообще псих. Если нет, то это, понятное дело, российские разборки. Скорей бы Мэтью все рассказал… Однако все это не значит, что она не должна думать о себе, любимой. Поэтому она едет на поезде. Полка широкая, постельное белье чистое, можно выспаться и встать утром в хорошем настроении… Не то что самолет — от него кожа лица сохнет. Словом, Варя предвкушала праздник. Слегка тревожила одна неприятная неувязочка: совсем стало плохо с деньгами. Доходы от ее статеек, переводов, дизайнерских проектов были не сопоставимы со счетами от Мэтью. Но это как-то должно было образоваться, не может же быть по-другому! Почему по-другому быть не может, Варя себе не объясняла. Просто не может. Что-то как-то образуется. Не зря же Бродский сказал: «…как будто жизнь качнется вправо, качнувшись влево».
Поезд мерно стучал колесами по рельсам. Широкую, удобную полку в отдельном купе покачивало, как колыбельку, Варя, свернувшись калачиком, спала. Проснулась, почистила зубы, напилась чаю, собрала вещички, причесалась, повязала голову шелковым платком, надела темные очки и вышла на платформу Московского вокзала. Взяла такси, приехала в отель. Мэтью прилетал только в полчетвертого. Было время поплавать в бассейне, сделать укладку, а главное, позаботиться о билетах.
— What a city, what a hotel, you are spoiling me, [57] — Мэтью бросил свой вечный рюкзак на диван рядом с ней. — Привет. Пока ехал, уже пришел в полный восторг от города.
— Здравствуй, Мастер, — радостно подняла на него глаза Варя.
— «Мастер»? Это слишком. Я не заслужил, — Мэтью, похоже, попытался сохранить остатки профессиональной дистанции.
— Почему не заслужил? По-моему, красиво. Ну, рассказывай скорее, что произошло…
— Не тут. Пей пока кофе. Разложу вещи и спущусь за тобой через десять минут.
57
Ну и город, ну и отель, ты меня вконец избалуешь (англ.).
Что-то в тоне Мэтью царапнуло Варю. Черт ее дернул ляпнуть про Мастера! Но он же тонкий и вежливый человек, мог бы помочь ей этот ляп сгладить. Мог бы и с ней кофе попить, — тоже мне, вещи ему разложить надо! Вскоре Мэтью пришел за ней, они поднялись в его номер, и Варя с удовольствием увидела, что все сделала правильно. Ей нравился и простор комнаты, и красный ковер, и мансардные окна под потолком. Только Мэтью ей не нравился. Он был мрачен и сосредоточен.
— Мой детектив позвонил, когда я был уже в Хитроу, собираясь лететь в Торонто. Сказал, что к восьми утра пришел, как и все три дня до этого, к дому, чтобы продолжать наблюдение, и увидел полицейские машины и «скорую помощь». Серикова нашли утром удушенного. К карнизу решеток на окне была привязана веревка, он сполз по стене на пол. Установить, убийство это или самоубийство, полиция пока не смогла. Предсмертной записки нет, но нет и следов насилия.
— Ой, какой кошмар. Как хорошо, что ты не вылетел. А для нас что это теперь означает?
— Как бы цинично это ни звучало…
— Понимаю, я не могу все это сразу переварить. А ты все-таки что думаешь? По-моему, это он сам. Он же ненормальный. Правда, я его только один раз видела… А как же человек может сам себя задушить?.. Но если не сам, то… Я даже не знаю… Может, это его собственные проблемы с партнерами или еще с кем? То-то он все метался тогда, когда мы встречались, видно было, что по уши увяз в чем-то. Я не верю в совпадения.
— Я тоже, но про какие именно совпадения ты сейчас говоришь? Ты имеешь в виду что-то конкретное?
— Не надо со мной так разговаривать, мне и так страшно.
— Извини, не хотел. Ситуация действительно неясная, и она меня, естественно, нервирует. Хотя, повторяю, сама по себе она не меняет тактики нашей защиты. Давай займемся делами. Вот тут, в моем ходатайстве, нужны твои уточнения.
Они проработали почти до девяти, потом вышли на Невский. Было светло, солнце сияло вовсю. Невероятно. Закат, который длится до рассвета. Первым делом Варя потащила Мэтью смотреть Аничков мост, потом мимо Казанского собора они пошли к Дворцовой площади. «Правда, тут сказочно? В сто раз лучше Москвы?» Мэтью немного отпустило напряжение последних дней. Действительно, город был неземной. Не хотелось искать для него слов, просто — идти и наслаждаться. Когда они прошли под аркой на Дворцовую площадь, он подумал, что не зря сюда прилетел. Александрийскому столпу и Зимнему дворцу еще можно было найти аналогии — что-то перекликается то ли с Трафальгаром, то ли с Вандомской площадью. Но колонны Адмиралтейства там, на втором плане… Как сумел человеческий ум, глаз собрать столько в одну перспективу?! Город невероятно мощный, массивный, строгий и вместе с тем непредсказуемо чувственный. От его совершенства захватывало дух. Или воздуха не хватает потому, что Мэтью пока не в состоянии понять, кто и зачем убил Серикова? Хоть и нет следов насилия, но самому задушить себя столь изощренным способом, сползая по стене? Это должно быть какое-то невероятное сочетание болезненно-депрессивного и одновременно агрессивного отчаяния и ярости. Варя стояла рядом: