Третьего не дано?
Шрифт:
Однако прихватил я помощников не зря — оба оказались кстати. Сам идти Квентин практически не мог, пришлось нести.
Но до лошадей мы добрались незаметно, а далее — прощай, Москва, не поминай худым словом, Борис Федорович!
По моим подсчетам, смена, включая и работников сего «богоугодного» заведения, то бишь надзирателей и прочего приказного люда, должна была произойти примерно через полчаса, не ранее, так что времени у нас хватало.
Расчет на леность дворни и холопов тоже оказался верным. Работа на чужого дядю, неважно, окольничего, боярина или пускай даже самого царя, никому резвости не добавляет, и, пока не сгонят с постели пинками, никто подниматься не станет, так что проход в Портомойных воротах был пустым-пустешенек и ни одной бабы поблизости не имелось [51] .
51
Портомойные ворота находились в кремлевской стене слева от Благовещенской башни. Через них кремлевские прачки ходили на Москву-реку стирать белье (порты).
Но мне того и надо — лишь бы сами ворота были распахнуты, а тут как раз все в порядке.
Ох и звонко цокают копыта по льду Москвы-реки. Вроде бы я и меры предосторожности принял — велел их тряпками обмотать, но все равно чересчур громко.
Однако и тут свезло — не сыскалось рыбачков-любителей извлечь из проруби пару плотвичек и карасей в такую непогоду. А может, и были они, да поди угляди — уже в двадцати шагах не видно ни зги.
Помеха случилась только от самого Квентина. Вначале он еще не успел сообразить, откуда я взялся и куда его тащу. Но к тому времени, когда мы выехали на реку, до него кое-что стало доходить, и он… заартачился, попытавшись повернуть своего коня обратно.
Поначалу я вообще не понял, что творится с парнем. Решил даже, что у него элементарно поехала крыша. Нечто вроде отравления кислородом — в темнице-то воздух спертый, удушливый, а тут выехал на простор, вдохнул полной грудью, и… помутилось в голове.
А что, бывает, наверное, и такое.
Повернуть мы ему, конечно, не дали, хотя он весьма резво — учитывая болезненное состояние — сопротивлялся.
А спустя время я выяснил, что нет никакого отравления, зато имеется куда хуже — элементарная дурь. Не хочет он, видите ли, покидать Москву и оставлять свою нареченную, которая дадена ему богом.
В логике ему не откажешь — изъяснялся он довольно-таки по уму. Мол, если пустился в побег, значит, царь решит, что он точно виноват, в том смысле что самозванец и выдавал себя за сына короля Якова, лишь чтоб набить себе цену.
Отсюда и вывод: прости-прощай даже крохотная надежда, что когда-то в будущем он сумеет связать себя с Ксенией Годуновой брачными узами.
Пришлось дать слово, что на первом же привале я ему все подробно растолкую и, если он после моего расклада все равно соберется вернуться, держать не стану.
Кроме того, так получится даже лучше — хватятся, что его нет, а спустя несколько часов он явится сам.
Добровольно.
А такое поведение можно ожидать только от по-настоящему невиновного человека.
Вроде уговорил.
Своего конюха-татарина, а с ним и пару ребят из Стражи Верных — Дубца и Васюка, которые были посвящены в план побега, еще когда он был официально одобренным, я отыскал не сразу.
Место встречи было обусловлено заранее, но метель продолжала завывать, слепя глаза и сбивая с пути, потому я ориентировался с превеликим трудом.
Впрочем, все хорошо, что хорошо кончается, — нашлись мои парни.
На привале же, который мы устроили на опушке леса, уютно расположившись под полувывороченными из земли корнями старой могучей ели, я выдал Квентину полную картину ситуации.
Разумеется, при этом я старался по возможности поберечь его самолюбие и не поведал всего, что мне сообщил Годунов, то есть не стал цитировать дословно речи английских послов, но ему хватило и моего щадящего варианта.
— Вот и получается, что если ныне ты не уедешь из столицы добровольно, то не далее как через неделю тебе придется катить под английским конвоем прямиком на Туманный Альбион, и я не думаю, что по приезде тебя ждет ласковая встреча, — завершил я свой расклад.
— Это не король, — сокрушенно бормотал он. — Он не смог бы так сказать обо мне, да еще во всеуслышание.
— А есть разница? — веско спросил я, не желая ввязываться в утомительную дискуссию, что могут и что не могут короли. — Результат-то все равно будет один и тот же. И вспомни-ка, по сравнению с нашей гуманной Русью у вас в Европах за преступления такого рода придется платить куда более страшную цену. Во всяком случае, в Англии точно.
Я не пугал и не утрировал. Ребятки с Запада, конечно, могут горланить о своем просвещении и гуманизме очень громко, но на самом деле если уж принимать смерть, то гораздо лучше на Руси.
И не из патриотизма, поверьте мне.
Просто тут она без особых изысков. Мы же «варвары», вот и не изгаляемся. И в законах у нас все куда проще — топориком по шейке тюк, и все, то есть обычная «ручная» гильотина.
А вот у них за многие преступления приговаривают одновременно к повешению, четвертованию и разрыванию лошадьми.
И поверьте мне — четвертуют, то есть вырывая клещами мясо и тут же заливая раны дикой смесью из свинца, масла, смолы и серы, отнюдь не покойника, а живого.
Да-да, ребятки навострились вешать «по-умному», то есть вовремя обрезать веревку.
Ну а в эпилоге лошадки. Вначале они тянут веревки, которыми обвязаны руки и ноги казнимого, вполсилы. Потом от души. Бывает, что не получается — не у каждой коняги хватает мощи с корнем вырвать сухожилия и мышцы. Но тянут, стараются.
А уж когда ясно, что без человека им не управиться, палачи помогают животным, надрезая сухожилия у жертвы, после чего оторванные куски тела кидают на туловище и разводят под ним костер.
Я ничего не выдумываю. Более того, о ряде подробностей, о которых я понятия не имел, рассказал мне Квентин.
Рассказал он и о преступлениях, за которые полагается эта мучительная казнь. Так вот, сам Дуглас подпадает под нее на все сто процентов, поскольку это английское варварство — на сей раз пишу без кавычек — применялось в том числе и по отношению к людям, посмевшим оскорбить священную персону монарха.
Вот так вот.
— И вообще, пока ты жив, всегда есть шанс, — подвел я итог. — А если тебя казнят, то…