Третий апостол
Шрифт:
— Вы уверены, что это был он?
— Конечно! Я видел его совсем близко и слышал голос. Теперь хозяйский сынок был облачен в мундир штурм-фюрера, это ему потом дали «обера», видимо, неплохо служил Гитлеру молодой Ауринь. И самое главное: лагерные немцы называли его по имени, как старого доброго приятеля.
— Хорошо, — сказал Арвид, — с этим более или менее ясно, Рудольф Оттович. Теперь расскажите, пожалуйста, еще раз, только со всеми подробностями, о той вашей встрече с профессором и подозрительным человеком.
— Не знаю… Это он мне показался подозрительным… Но я расскажу обо всем по порядку. Дело обстояло так. Доктор Маркерт тогда жил напротив меня. Вот этот дом он занимал. Дом, как видите, большой, сейчас в нем детский сад. Но тогда, в сорок седьмом году, пригодна для жилья была только треть. Вот в этой трети и обитал Борис Маркерт со свояченицей и новорожденной дочерью. Во дворе стоял флигель, сейчас его нет, снесли, там разместили детскую площадку. Во флигеле жила одинокая женщина, она была портнихой.
— Вы не помните, как ее звали?
— Как не помню? Ее звали Мария Ефимовна Синицкая.
— Синицкая?
— Совершенно верно.
— Хорошо. Продолжайте, Рудольф Оттович.
— Тогда я шел из хлебного магазина, где получил по карточкам хлебный паек. Шел по той стороне, где жил Маркерт. Вон там, немного не дойдя до его дома, я стал наискосок пересекать улицу, чтоб выйти напрямую к своей калитке. Я был уже на середине мостовой, когда в калитке дома доктора показались двое: сам хозяин и тот человек. Повернувшись, чтобы кивнуть соседу, я вздрогнул: мне показалось, что рядом с Маркертом идет Малх Ауринь.
— Показалось, или вы были уверены, что это именно он? — спросил Казакис.
— Теперь уж и боюсь говорить определеннее. Доктор Маркерт уверил меня, что это был его двоюродный брат из Каунаса. Я, конечно, поверил ему, мало ли похожих людей. Но в то первое мгновение меня точно током пронзило. Я остановился, будто остолбенел, и не мог двинуться с места, пока эти двое не дошли до угла и не скрылись за поворотом.
— Скажите, профессор ответил тогда на ваше приветствие, Рудольф Оттович?
— Да, ответил. Он молча наклонил голову. Обыкновенно Маркерт бывал более сердечен и приветлив при встречах со мной.
— А как реагировал на встречу с вами тот человек, в котором вы предположили бывшего айзсарга и оберштурмфюрера?
— Если это был Малх Ауринь, то вряд ли он узнал меня. Ведь последний раз мы виделись близко в тридцать пятом году, когда я был на каникулах у отца в деревне. Но Малх в то время был еще мальчишкой. В Саласпилсе же он попросту не узнал меня, да и я, конечно, не старался попасть ему на глаза, иначе б не смог сейчас разговаривать с вами.
— Понятно, — сказал Арвид, — Как был одет тот человек?
— Обыкновенно. Пиджак и брюки, заправленные в сапоги, на голове, кажется, шапка, а может быть, шляпа… Нет, скорее всего шапка. Рюкзак за плечами.
— Рюкзак?
— Да, рюкзак. В те времена многие носили собственные вещи подобным образом… Чемоданы в войну почти вышли из моды.
— Значит, судя по всему, профессор Маркерт провожал куда-то своего брата?
— Он так и сказал мне, когда вечером я, не утерпев, навестил его и попытался расспросить о том человеке. Впрочем, расспрашивать мне особенно и не пришлось. Мой сосед к слову объяснил мне, что у него гостил проездом двоюродный брат из Каунаса, который собрался ехать в Эстонию, к новому месту работы. Маркерт проводил его на поезд, едва сумел посадить. Тогда очень много было пассажиров, с трудом достали билеты. Вот, пожалуй, и все, что я тогда узнал.
— Вы ничего не сказали профессору о своих подозрениях?
— Как можно! Ведь тогда подверг бы сомнению его слова о брате! А мне доктор известен как честный человек. Ведь мы с ним были вместе в Испании… Нет, я попросту решил, что обознался. Мало ли бывает людей, похожих друг на друга, — повторил Андерсон.
— Больше вы не встречали того человека?
— Нет, не встречал.
— И доктор Маркерт ни разу не упомянул о нем?
— Ни разу. Впрочем, вскоре он уехал в Западноморск, и мы больше не виделись с доктором Маркертом. Это если не считать встречи в прошлом году, когда моя внучка поступала в университет, где он давно уже является профессором. Маркерт встретил меня радушно. Нет, он отличный товарищ! Большой, известный человек, а ведет себя просто, будто мы снова в окопах на окраине Мадрида.
— Вы ничего больше не можете добавить к сказанному?
— Пожалуй, ничего…
Тогда они вышли на улицу вдвоем. Малх пропустил Маркерта вперед, а сам пошел следом за хозяином, осторожно оглядываясь по сторонам.
И тут Борис Янович увидел Андерсона. Рудольф стоял с кошелкой в руках на середине мостовой и таращил на них голубые глаза.
«Вот некстати, — подумал Маркерт и сухо кивнул Андерсону в ответ на его деревянный, судорожный поклон. — Надо же было ему выйти навстречу именно в это время…»
Они прошли мимо явно растерявшегося Андерсона, и до самого поворота Маркерт чувствовал, как Рудольф смотрел им в спины.
«Что же делать? — лихорадочно думал Борис Янович, идя рядом с подобравшимся, настороженным Малхом. — Надо придумать… Надо что-нибудь придумать!»
Усилием воли он заставил себя успокоиться, попытаться прикинуть собственные возможности. «Только не надо торопиться, — сказал себе Маркерт. — Пока я ему нужен… Нужен, чтобы помочь проникнуть в тайник, нужен, чтобы помочь укрыться… Потом Малх, конечно, расправится со мной. А сейчас? И сейчас необходимо держать ухо востро, надо быть настороже, быть готовым ко всему».
«А ты готов ко всему? — спросил себя Борис Янович и тотчас же ответил: — Готов».
Ему вспомнилось, как ухмылялся тогда, в лесу, Черный Юрис, разыгрывая едва ли не в лицах известный библейский диалог между Богом и Авраамом…
— Ты помнишь, Маркерт, какой любовью Бога пользовался твой далекий предок Авраам?
— К чему ты задал этот вопрос, Юрис?
— Ты должен помнить, ты, который всегда был удачлив, как Авраам. Но бывает так, что удача отворачивается от человека… Бог порою шутит, и шутки эти у него мрачные. Я тебе напомню, как пошутил Бог с Авраамом.