Третий апостол
Шрифт:
— Знаешь, Гена, чего не хватает на столе?
— Приказывай, все добудем!
— Цветов бы сюда…
— Будет сделано! Вася, командуй здесь парадом, я мигом.
Минут через пять Тумалевич шел через зал с букетом цветов.
— Вера! — крикнул он едва ли не от входа. — Вера! Готовь вазу! По твоему приказанию цветы доставлены!
— Чего это он такой веселый? — спросил Арнольд у Веры. Она улыбалась, несколько смущенная общим вниманием, но чувствовалось, как все это ей приятно…
— Заявление
Когда с порога веранды Тумалевич позвал невесту, на произнесенное им имя повернулась уже немолодая и вместе с тем миловидная женщина. Она сидела на другом краю за столиком на двоих. Место напротив занимал Юрий Алексеевич Леденев.
— Видишь, Юра, какие букеты дарят девушкам молодые люди, — ласково попрекнула мужа Вера Васильевна.
— Понял, — ответил Леденев. — Упрек принимаю, Веруша. Только, понимаешь, здесь вокруг столько цветов, так сказать, в натуральном виде, в природной обстановке, что мне как-то в голову не пришло подумать о сорванных цветах. Ведь тогда они уже будут мертвые, правда?
— Правда, правда, Юра… Ты у меня старый ветеран борьбы за охрану природы, и я готова взять слова упрека обратно.
— Ты завидуешь той девушке? — спросил Юрий Алексеевич.
— Ну что ты, Юра! Ты ведь знаешь, что зависть мне вовсе не присуща.
— Знаю, Веруша, и постараюсь исправить невнимательность. Как тебе здесь? Нравится? Ты уже и загореть успела…
— Успела. А говорили, что на Балтике на загар рассчитывать нельзя.
— Здесь по-всякому бывает. Будем считать, что тебе повезло. Правда, сегодня я лишил тебя пляжа…
— Ничего страшного не случилось… Очень рада твоему неожиданному появлению.
— Понимаешь, Веруша, за мной в любую минуту может приехать кто-нибудь из города, а на пляже меня не найти. Вот я и дал им несколько вероятных мест.
— И одно из них здесь, на веранде?
— Ты угадала… Именно так.
— Не спрашиваю о подробностях, но в принципе то, зачем ты сюда приехал, не очень сложно?
— Увы, Веруша, как раз «очень». Но интересно… Поэтому, признаюсь тебе откровенно, с нетерпением жду сигнала из Западноморска. Должна проясниться одна версия.
— Твоя?
— Нет. Это ребята Жукова еще до меня провели разработку.
— Как у тебя отношения с местными коллегами?
— Нормальные. Чувствуется, что ребята не очень довольны тем, что в дело вошел столичный пижон, но так бывает почти всегда.
— Ты у меня никогда не был пижоном.
— Верно, не был. Но сколько лет ты меня знаешь? А они знакомы с Леденевым трое суток. Да и, чего греха таить, разве мало у нас в Москве пижонов? Есть и верхогляды, свысока посматривающие на провинциальных работников. А ведь именно они, товарищи на местах, тянут основную лямку. Сам был
— Может быть, вместе поедем домой, — проговорила Вера Васильевна.
— Это ты на что намекаешь? — улыбаясь, спросил Юрий Алексеевич и шутливо погрозил пальцем. — Но-но! Считаешь, что не управлюсь до дня твоего отъезда? Все может быть, но такое нежелательно…
— А вдруг Василий Пименович наградит тебя неделей отпуска?
— Он наградит… Конечно, если покончим с делом… Но как ему внушить такую мысль? Ты не обладаешь случайно телепатическими наклонностями? Ведь он знал, что ты здесь, когда посылал меня в Западноморск. Не твоя ли это работа?
— Знаешь, Юра, как-то боязно влиять на сознание такого человека, как Бирюков. Уж лучше я воздержусь.
— Я тоже.
Они рассмеялись.
— А если к тебе в Западноморск приехать? — спросила Вера Васильевна.
— Но ведь тебе нужны процедуры, солнце, море… Зачем нарушать режим?
— Ты не хочешь меня видеть в городе?
— Конечно, хочу. Как ты можешь спрашивать об этом, Веруша. Но твой санаторный режим…
— Обойдется. Давай так. Я тебе позвоню, чтобы спросить, когда у тебя выдастся окошечко… И примчусь на такси.
— Добро. Только учти, что из этого окошечка меня могут, как говорят в Одессе, винимать в любое время и ты будешь куковать одна в номере.
— Почему в номере? Я отправлюсь изучать город.
— Одна?
— Там будет видно.
— Смотри у меня… Не забывай, что я сыщик. Через пять минут мне все будет известно.
— А я жена сыщика. Кое-чему и от него научилась.
— Молодец… Только вот что, жена… Кажется, нас уже разлучают. Сюда идет Конобеев. Видимо, заберет меня с собой.
Прохор Кузьмич отыскал глазами их столик, подошел, поздоровался, Леденев познакомил его с Верой Васильевной, и Конобеев извинился, что вынужден увезти мужа…
Юрий Алексеевич простился с женой, записав ей номер своего телефона в гостинице, а когда он и Конобеев подошли к машине, оставленной на главной улице, проезд к машине, оставленной на главной улице, проезд к набережной был запрещен. Отвечая на безмолвный вопрос Леденева, Прохор Кузьмич сказал:
— Петерс заговорил.
В приемном покое их облачили в белые халаты, и молодящаяся сестра с дежурной вежливой улыбкой на увядающем лице подвела Юрия Алексеевича и Конобеева к лифту.
На четвертом этаже они вышли. Сестра проводила Конобеева и Леденева до кабинета главного врача.
Главный врач поднялся, двинулся навстречу, встал с дивана и Федор Кравченко.
— Приехали, — сказал он без особого энтузиазма.
Юрий Алексеевич уже знал историю Петерса со слов Конобеева и отлично понял, чем вызвано отсутствие улыбки на лице киевлянина.