Третий близнец
Шрифт:
Стивен расхохотался.
– Может, и смешно, – заметила Джинни, – но это весьма существенная разница.
– Вы должны кое-что обо мне знать, – сказал Стив. – Одну тайну.
Она отложила ложку.
– Что именно?
– Однажды я едва не убил человека.
– Как это было?
Он рассказал о своей стычке с Типом Хендриксом.
– Вот почему меня так беспокоит вся эта история с моим происхождением, – сказал он. – Не могу передать, до чего это ужасно… вдруг узнать, что твои мать с отцом тебе не родные. Что, если мой настоящий отец – убийца?
Джинни покачала головой.
– Ты был мальчишкой и просто подрался. А потом потерял над собой контроль. Это вовсе не означает, что ты какой-нибудь психопат или убийца. Ну а что насчет того, другого парня? Как его, Тип?…
– Пару лет спустя его убили. Он занимался наркотиками. Повздорил со своим поставщиком, тот и выстрелил прямо ему в голову.
– Вот он, наверное, и есть психопат, – сказала Джинни. – С такими вечно что-то происходит. Сами нарываются на неприятности. А сильный мальчик, вроде тебя, может однажды нарушить закон, но затем все осознать и продолжить вести нормальный образ жизни. В то время как Деннис, даже если его и выпустят из тюрьмы, снова кого-то убьет.
– Сколько вам лет, Джинни?
– Не понравилось, что я назвала тебя мальчиком?
– Мне двадцать два.
– А мне двадцать девять. Значительная разница.
– Так для вас я просто мальчишка?
– Послушай, я вовсе не уверена, что взрослый мужчина лет тридцати способен проделать весь этот путь из Вашингтона, чтобы привезти мне пиццу. Это безрассудный поступок.
– Вы что же, жалеете, что я сделал это?
– О нет, что ты! – Она дотронулась до его руки. – Я рада. Это правда.
Он все еще никак не мог определить, как она к нему относится. Но она плакала у него на груди – а это говорит о многом. И мальчики для этого не годятся, подумал он.
– Когда будет известно о моих генах? – спросил Стив.
Джинни взглянула на часы.
– Сегодня утром Лиза должна была продолжить. Процесс близок к завершению.
– Так анализы готовы?
– Почти.
– А нельзя ли прямо сейчас взглянуть на результаты? Просто не терпится узнать, одинаковая у нас с Деннисом Пинкером ДНК или нет.
– Думаю, можно, – кивнула Джинни. – Мне и самой любопытно.
– Тогда чего же мы ждем?
25
У Беррингтона Джонса была пластиковая карточка, с помощью которой можно было открыть любую дверь в Дурдоме.
Никто об этом не знал. Все остальные профессора считали, что их личные кабинеты и все, что там находилось, недоступны для посторонних глаз. Ключи были у уборщиц, они об этом знали. Ну и, конечно, у охранников. Но им и в голову не приходило, что раздобыть дубликат не так уж и сложно.
Впрочем, Беррингтон никогда прежде не пользовался своим универсальным ключом. Шпионить – занятие недостойное, не в его стиле. Вполне возможно, что Пит Уолтинсон держит в ящике стола снимки голых мальчиков, Тед Рэнсом наверняка прячет где-нибудь пакетик с марихуаной, а Софи Чэппл хранит вибратор, помогающий скрасить унылые одинокие вечера, но он, Беррингтон, не хотел об этом знать. Он приберегал ключ на крайний случай.
И вот этот случай настал.
Университет приказал Джинни прекратить исследования с помощью компьютерной поисковой программы, было официально объявлено, что эти работы свернуты. Но как он может убедиться, что так оно и есть? Никаких электронных посланий на эту тему зафиксировано не было, но это еще ни о чем не говорит. Джинни упряма, она вполне могла ослушаться. Возможно, уже роется в какой-то другой базе данных. И никто не знает, что она может там откопать.
Он вернулся к себе в кабинет и сидел за письменным столом, постукивая пластиковой карточкой по компьютерной «мышке» и готовясь сделать то, что всегда противоречило его моральным принципам.
Чувство собственного достоинства – вот что всегда было для него главным. Он вырабатывал это чувство с детства, со школьной скамьи, когда был еще маленьким мальчиком. Он рос без отца, который мог подсказать, как расправляться с обидчиками, а мать была слишком занята, сводя концы с концами, чтобы думать о том, что происходит в его душе. С тех самых пор он начал вырабатывать в себе чувство превосходства над остальными, которое стало его защитным барьером. В Гарварде он выбирал себе товарищей самым тщательным образом, предпочитая сверстников из старых богатых семей, присматривался к деталям их туалета – от кожаных ремней до льняных носовых платков, от твидовых пиджаков до кашемировых шарфов. Учился правильно разворачивать салфетку и отодвигать стул для дамы; удивлялся их небрежно-снисходительной манере в общении с профессорами, безупречной вежливости и высокомерной холодности по отношению к тем, кто ниже по социальному статусу. И ко времени защиты диплома сам стал ощущать свою принадлежность к высшей касте.
С этим одеянием – чувством собственного достоинства – было не так-то просто расстаться. Кое-кто из преподавателей мог запросто скинуть пиджак и присоединиться к студентам, играющим в футбол. Кто угодно, но только не он, Беррингтон. Студенты никогда не рассказывали ему анекдотов, никогда не приглашали на свои вечеринки и в то же время никогда не позволяли ни одного грубого слова в его адрес, не болтали на его лекциях и не спорили по поводу оценок.
С этим чувством он прожил всю свою жизнь, даже создание «Дженетико» никак на него не повлияло. И вот теперь надо проникнуть в чужую комнату, обыскать ее, да еще и придумать приемлемое оправдание этому, мягко говоря, некрасивому поступку.
Он взглянул на часы. Лаборатория уже, должно быть, закрыта. Большая часть коллег с кафедры разошлась, кто-то отправился домой на окраину города, кто-то – в ближайший бар. Самый подходящий момент, другого может и не быть. Ведь ученые – люди непредсказуемые, могут работать всю ночь напролет, если на них найдет. И если он будет застигнут за этим неприглядным занятием – его карьере конец.
Он вышел из кабинета, спустился этажом ниже и прошел по коридору до двери Джинни. Ни души. Огляделся, сунул карточку в щель – дверь распахнулась. Он шагнул внутрь, включил свет и запер за собой дверь.
Самый маленький из всех кабинетов в здании. Вообще-то прежде здесь была кладовая, но Софи Чэппл не без доли злорадства предложила устроить здесь кабинет для Джинни – на том сомнительном основании, что для хранения коробок с печатными материалами требуется большая комната. И кабинет Джинни являл собой узенькую комнатушку с одним окошком. Тем не менее Джинни умудрилась обжить ее и даже навести уют: на подоконнике мохнатая пальма в горшке, два стула, покрашенные ярко-красной краской, на стене репродукция с гравюры Пикассо в желто-оранжевых тонах, изображающая бой быков.