Третий чемпионат фабулы по прозе
Шрифт:
– Что это? – Ваня приподнялся, потряс головой и уставился на страшного колдуна.
И тут раздался пронзительный крик, проснувшейся Полины, прижавшись к парню, она с ужасом смотрела на ведьму и Сида.
– Я пошёл, – ухмыльнувшись, произнёс тот и вышел из комнаты.
Такого праздника в деревне ещё не было. Увидев утром, в понедельник идущих Ивана и Полину мужики чесали свои тяжёлые от похмелья головы, вспоминая, что прошлой ночью, вроде, нашли их мёртвыми. Парни, кроме этого, вспоминали и драку с озёрскими, хвастаясь перед девчонками своими подвигами. А уж об Иване
Он не вернулся к себе на родину, а пошел дальше на восток, вглубь русских лесов. Там много деревень, в которых толком не знали ни о проклятых сидах, ни о празднике Хэллоуин, ни о ночи Самхэйна. Тем не менее, люди справляли этот непонятный праздник, не задумываясь о традициях и возможных последствиях. Для них главное было веселье и раздолье праздника, чтобы широкая русская душа развернулась во всю ширь, что бы праздник этот запомнился надолго.
Он твёрдо решил остаться здесь навсегда. Он был умным Сидом.
Татьяна Сунцова.
Зависть ведьмы
В стародавние времена в долине, окружённой холмами да лесами, жили люди ликом светлые, волосом русые. Сильные, статные, до работы хваткие: кто деревья валил, избы рубил, кто серпы ковал, кто горшки обжигал, а кто-то Богам в капище молился… Все были при своем деле. Через долину протекала река по прозванью Светлая. На берегу стоял Большой город, а во всей долине было несколько поселений. В одном из них в семье гончара дочь подрастала. Ещё девчушкой бегала, а старики говорили, что редкой красавицей растёт. Звали девицу Милавой. С малых лет отцу помогала. Научилась не только горшки да тарелки делать, но забавные игрушки – свистульки. Детишкам раздавала на потеху. А в семье дровосека рос – подрастал сын Ярослав. С малолетства был силён, а как юношей стал, равных ему по силе не было. Однажды на празднике Бога Солнца, когда молодёжь в хороводе вокруг костра кружилась, встретились взглядами дочь гончара и сын дровосека, и с тех пор молодец потерял покой. Не радовали его больше ни птичье пенье, ни журчанье лесных ручьёв…
Вскоре глава рода дровосеков – Добромысл объявил, что пришла пора для правнука Ярослава невесту искать. По завёдённому издревле обычаю не мог жених сам себе невесту выбирать, за него это делали старшие. Будущую жену выбирали всем родом: чтоб здоровая, сильная была, в хозяйстве всё делать могла, чтобы потом достойно род продолжала. Выбрали для Ярослава плотникову дочь – Русину, старшую из четырёх дочерей. Девка была высока, в плечах широка, словно Боги сына отцу дать в подмогу хотели, да ошиблись немного. Так Русина заместо парня отцу избы рубить помогала. Так топором махала, только щепки летели.
Как услышал Ярослав, что в жены самую здоровущую девку сулят, бросился вон из избы. Побежал на берег, рухнул лицом в травы, и горе его было таким огромным, что руками не обнять, глазом не окинуть. Впервые его слеза Землю – матушку окропила. Вздрогнула Земля, приняла горе молодца в себя и передала заботу о сыне Ярославе не только деревьям вековым, но даже маленьким зверькам. Мышка – полёвка рассказала
– Напужал ты меня, Ярослав! Думала, забрали Боги чью-то душу! А ты, видать, умаялся, прилёг отдохнуть. Утомился в лесу за работой. Прости, потревожила.
– Ты, сама прости, Милавушка. За глиной пришла? Давай помогу.
Набрали глины, понёс туес Ярослав в гору. Шёл и думал, как поведать девице о кручине своей, как узнать, чем её сердечко полнится. Наконец, собрался с духом: «А позволь спросить, Милава. Приглянулся тебе кто – нибудь из наших молодцев?»
– Приглянулся, – тихонько засмеялась девица.
– А каков он: станет, силен? В делах – ремёслах хорош?
– И статен, и силён, и своего дела мастер!
– А ликом пригож? Волосом рус али чёрен? – Спросил Ярослав, а сердце забилось часто – часто, потому как во всем селении чёрные волосы были только у Ярослава да отца его Сивояра.
– Волосом чёрен, глазом тёмен, а душою светел, – ответила Милава и потупила взор. Обрадовался парень, схватил девушку на руки, закружил, а когда поставил за землю светлокосую, вспомнил о Русине и горько вздохнул.
– Что закручинился, Ярослав?
– Боль – тоска меня съедает. Выбрали мне невесту. Сватать будут соседку Русину, а мне ты мила. Что делать?
Побледнело девичье лицо, горький вздох болью отозвался в сердце парня:
– Ничего не поделаешь. Придётся покориться воле родительской. Придёт пора, и меня отдадут в семью чужую. Буду работать без роздыха, а ночью в подушку слёзы лить.
– Не бывать тому! Завтра сбежим из рода – племени! Уйдём далеко, где травы шелковые, где ручьи хрустальные, где ягоды сами в руки падают! Аль я не мужчина, что не смогу сам судьбу решить?
– Погоди, Ярославушка. Нельзя без благословения родительского! Не будет нам счастья.
На берегу лесного озёра в чаще леса горел костёр. Рядом стояла девица красоты необычной: в кости тонка, лицом смугла, нос тонок, волос долог. Каждая прядь черно – синей змейкой вьётся, на ветру не шелохнется, настолько волос тяжёл. Шептала девица слова неведомые, бросала травы в огонь. Вдруг на поляне появилась женщина в тёмной одежде:
– Данара! Что делаешь? Духов вызывать вздумала?
– Да что мне духи! – вскрикнула девица, – я сама могу…
– Что ты можешь? – усмехнулась мать.
– Смотри! Кое – что могу! – Девушка тряхнула головой, протянула вперёд руку, та удлинилась сначала вдвое, потом ещё, вырвала цветок на краю поляны, укоротилась и бросила цвет к ногам матери. Та всплеснула руками: «Ну, вот… Беда пришла!»
Сразу вспомнила свою мать – колдунью, вспомнила, как бежали из родных земель от людского гнева, оказались в чужих лесах. А когда бабушка ушла на Небо, думала, что с ней и сила ушла, а оказалось, что кое – что успела передать внучке.