Третий чемпионат фабулы по прозе
Шрифт:
«Что делать? Как жить дальше? – думала женщина, закрыв лицо руками, – Прознают люди в селеньях, Данару в озере утопят, дом сожгут, младшим дочкам тоже жить не дадут!» Подняла голову, сверкнула очами и сказала дочери:
– Нам колдунью в доме не надо! Иди на все четыре стороны, ищи своей доли!
– Да куда я пойду, матушка? Как проживу одна?
– Почему одна? Жениха найдёшь, замуж выйдешь!
– Да кто посватает меня безродную да бедную?
– Какую бедную? Ты богаче всех на свете.
– Как?
– А ты руки в землю опусти да пошарь там.
Дочь удивилась, но так и сделала. Удлинила руки, опустила в землю, через некоторое время вынула, ободранные кулачки разжала, упали на землю камни разноцветные: гальки, шпаты, кусочки гранита и среди них изумительной
Когда Данара добралась до первого поселения в долине, то решила остаться там. Люди удивили спокойствием, приветливостью и дивным уменьем красоту создавать. Каждый дом – терем расписной! В избу проситься на постой зашла, горница светом озарила: рушники, накиды на лавки узорами ткаными были украшены, посуда расписная теплом согревала. Хозяйка дома – Добродея, жившая со старой матерью и мальчишкой – приёмышем, согласилась взять девицу на проживание, а плату положила – помогать по хозяйству, в огороде.
Однажды, сделав все дела, пошла Данара на поляну за поселением, где девки да парни хороводы водили. Познакомилась с девицами. Не успела имени назвать, как одна назвала её Чернавой. Так и стали все называть, а Данара и рада была, потому как настоящее имя сразу выдавало иноземку.
Однажды собралась хозяйка в Большой город на ярмарку и Чернаву взяла с собой. Град удивил девушку! Хоромы на главных улицах были в два, три яруса, огромное капище на холме в середине града, идолы богов, казалось, подпирали небо. А сколь разного народа на улицах было, повозок, телег! А какая ярмарка раскинулась на берегу реки! Тут можно было купить всё, что душе угодно: ткани, одежду, обувь, посуду, животных, самую разную снедь… У Чернавы глаза разбежались: али сахарных орешков взять, али изюму заморского, али сарафан синего атласа. Всё хотелось купить, а денег не было, лишь в потайном кармане драгоценный камень лежал, но как его взамен товара отдать? Тут наткнулся взгляд на удалого мужичка, который бойко торговал заморскими шёлковыми тканями, коврами чудной красоты. Выбрала момент, подошла и спросила: «А шелковый отрез на камень поменяешь?» Только мужик, смеясь, хотел спросить, не булыжник ли ему предложить хотят, Чернава раскрыла ладонь, и брызнули голубые искры, когда луч солнца кристалла коснулся. Онемел торговец от такой красоты. Отдал девице отрез на платье, ещё мешочек с монетами добавил с оговоркой, что если есть ещё камни, чтоб непременно ему несла. Очень хотелось вызнать, откуда такое чудо, но не посмел расспрашивать, когда девка чёрным взглядом, как кипятком ошпарила.
Деньги и отрез Чернава спрятала, а через некоторое время решила богатство здешней земли изведать. Пошла в лес, будто по ягоды, а сама запустила руки в лесную землю. Удивилась Мать – Земля, и щекотно ей, что чьи – то руки змейками по поверхности роются, и не по нраву богатства легко отдавать. Вздохнула Земля, и все драгоценные камни вглубь ушли. Рылась, рылась в земле Чернава, с трудом насобирала камушков, вынула исцарапанные руки, а в ладонях – один сор. Ничего ценного! Разозлилась девица, и вдруг вспомнила, что в Светлой реке золотые крупицы находили. Побежала на берег, вытянула руки, зачерпнула полные ладони песку, слила на платок, а как вода стекла, стала каждую песчинку рассматривать. Тоже ценного не нашла. Пуще прежнего разозлилась! Снова запустила руки в реку и давай песок баламутить, буруном воду в реке крутить. Не понравилось такое реке. Чтоб от ведьмы избавиться, вышвырнула на берег слиток золота. Увидала девка, схватила, руки от жадности затряслись.
За три летних месяца смогла всё – таки Чернава из земли несколько драгоценных камней вырвать, из реки пригоршню золотых крупинок намыть. Ушла из селения в город. Тот же торговец скупил камни и золото и не посмел отказать черноглазой в просьбе, помог купить дом, лошадей, нанять слуг. И зажила Чернава по-новому. Долго спала, сладко ела.
В то самое время уговаривал Ярослав Милаву сбежать с ним от родителей и устроиться в Большом городе, где народу было больше, чем деревьев в лесу. Пока девица раздумывала, Ярослав решил уехать и сначала самому обустроиться. Добрался до места. Шёл по улице среди теремов высоких и думал, что неплохо было бы к плотникам наняться, и вскоре братья – плотники приняли силача в свое братство. «Обживусь, – думал Ярослав, – и заберу с собой Милаву».
Ждала девица милого дружка. Уже осень наступила, а не было вестей от Ярослава. Точила сердце девичье тоска чёрная, катились из глаз слёзы горючие. Наконец, дошли слухи, что видели в Большом городе силача – плотника, который топором, как игрушкой, играет. Поняли родные, что это есть Ярослав. Снарядили за ним младшего сына. Через несколько дней остановилась пара лошадей у дома дровосека. Вошел во двор Ярослав. Сапоги новы, рубаха шёлкова, узорчатым поясом стан перехвачен. Поклонился старшинам рода, попросил прощения за побег и, не успев ответного слова выслушать, попросил посватать за него Милаву. Только Добромысл поднял посох, чтоб объявить свою волю, назначив Русину в невесты, Ярослав топнул ногою и сказал громовым голосом: «Богиня Лада в праздник Ярила мне на Милаву указала, не стану я перечить Богам! Да и не жить мне без неё!»
Какая же свадьба была через месяц! Краше невесты с женихом не было на всём белом свете, а счастье молодых было так велико, и такой свет исходил от лиц, что у гостей дух захватывало. А потом долго – долго смотрела вслед мать, утирая слёзы, когда молодые уезжали из родного дома.
А тем временем Чернава обживалась в городе, знакомилась с зажиточными соседями, и не сразу заметила новую семью на соседней улице. А когда увидела их на рынке, сердце Чернавы дрогнуло. Красивая светлолицая жена рядом с чернокудрым богатырём казалась бабочкой на могучей ветви. Ах, как же Чернаве захотелось самой встать рядом с таким супругом! «Он мне больше подходит! У нас даже волос одного цвета», – прошептала она, и рука сама – собой удлинилась и погладила чёрный локон на затылке Ярослава. Вздрогнул богатырь, обернулся, а ведьма руку спрятать под шаль успела, а вот глаз бесстыжих не успела потупить, и обжёгся молодец о взгляд горящих чёрно – синим пламенем глаз.
Обнесло ему голову, шагнул вперед, споткнулся на ровном месте, как спотыкается конь, чуя силу колдовскую. Сжалось сердце в предчувствии беды, но тряхнул головой, и отступила слабость. Обнял за хрупкие плечики свою ненаглядную, и пошли вдоль торговых рядов. А Чернава с той поры потеряла покой. Ночь за ночью снились ей кудри черные, глаза карие, плечи широкие. И мнилось ей, что брал на руки и нёс далеко – далеко: одним шагом поле перешагивал, другим – лес дремучий и приносил в родную сторонушку, где солнце светило ярче, тёплый ветер гулял на просторе, цвели алые маки, и сама степь разноцветным ковром ложилась им под ноги…
С той поры неладное стало твориться в избе Ярослава с Милавой. Неведомая сила горшки била, квашню переворачивала, огонь в очаге гасила, еду пересаливала. Стоило отвернуться от печки молодой хозяйке, как закрывались вьюшки, и чёрный дым валил в горницу. Ничего не понимала Милава. Дома у батюшки хлеба выходили высокими, щи да каша – объеденье! А тут, что ни состряпает хозяйка – в рот взять невозможно. Хлеба подгорали, в похлебке – сор, в пирогах – камни! Не по нраву стало такое житьё Ярославу, стал на жену сначала ворчать вполголоса, а потом вообще ругать, дня без ссоры не проходило. Плакала Милава днем, плакала ночью, рыданья подушкой заглушая. Молила Богов помочь ей справиться с напастью, но ничего не помогало! Как – то начала рубашки супругу разбирать, а вся одежда на полоски порезана. Вот тут зарыдала в голос, а муж как раз с работы пришёл усталый, голодный, увидел, что на столе пусто – пирог рыбный исчез со стола непонятным образом, хотел зачерпнуть из кадушки водицы ключевой, а к кадушке дыра образовалась, и воды – ни капли.