Третий чемпионат фабулы по прозе
Шрифт:
– А он хоть говорит?
– Да, говорит.
– Так спросите у него, поедет он завтра на рыбалку или нет!
– Ладно, ты меня убедил! Поеду я завтра! – сказал я со смехом и отключился.
У нас давно сформировалась команда из тех, кому за 60, и мы старались, по возможности, встречаться. А зимняя рыбалка – это как раз такой случай. И вот сижу я над лункой уже почти 4 часа, а у меня только один карась и два подлещика. Мелочёвка в зачет не входит. Где-то уже после десяти я собрал свои снасти и пошел к берегу. Когда проходил мимо лунки Иваныча, тот спросил:
– Ну, как? – я показал три пальца.
– А у тебя? – спросил я его. Он показал все пять.
– Петрович, так ты всё? Сдался? Какой позор! И это при таком-то клёве! – я улыбнулся, согласно кивнул головой и развел руками.
– А я еще посижу немного, – проговорил Иваныч. – Может, от того, что ты рядом сидел, у меня так слабо и клевало, – поддел он меня.
– Слышь, Иваныч! Ты бы шапку лучше снял.
– Так холодно еще, уши можно отморозить.
– Смотри! Я предупредил! А то был случай. Разлили по стаканам, позвали всех. Кто был в шапке, не услышал, ну, и, как говорят, по усам текло, а в рот не попало.
Ха-ха-ха! Во-первых, я за рулем и мне этот клич по барабану, а во-вторых, слабо это, – ответил Иваныч.
– Да я ж тебя по-дружески предупредил! – сказал я и пошёл к домику.
Я зашёл в домик и сбросил с себя всю рыбацкую амуницию. Потом на свитер надел куртку на меху, а на ноги зимние ботинки. Я решил, что долго засиживаться не буду, так как приехал без напарника и пить мне никак нельзя. Дело в том, что наша команда приезжает сюда по 2—3 человека в машине, и поэтому по очереди кто-то не пьет коньяк. «Ладно, перекушу и поеду», – решил я и вышел на крыльцо посмотреть кто, что и где.
Домик, или как его еще называют «Дом рыбака», стоял на взгорке. Отсюда хорошо просматривалось Тихое озеро и его берега. На льду чернели сидящие над лунками фигурки рыбаков, а кто-то уже потихоньку шел к берегу. Сквозь серые тучки периодически выглядывало солнце, и тогда более отчетливо просматривалась береговая черная линия талой воды. Да и не удивительно, март приблизился к середине и поэтому, если в тени еще было минус 2—4 градуса, то на солнце был уверенный плюс. Снег начал таять, да и лёд уже был не тот.
Я спустился к берегу. Местами талая вода оттеснила лед до двух метров от берега, а кое-где сходила на нет. Вот в одном таком месте я, перешагнув на лёд, пошел навстречу идущему рыбаку. Это был Федор Николаевич, или просто Федя.
– Ну, что, Петрович, отклевался? – спросил он меня.
– Да я вижу, ты тоже откинулся от лунки.
– Так нет клёва, нет и улова, а ты куда собрался? – спросил Федя.
– Хочу пройтись, подышать, посмотреть. Красота-то, какая! – воскликнул я.
– Ты только не долго ходи, остальные тоже закругляются. Смотри не опоздай!
– Так, а что мне спешить, я ведь сегодня один за рулем. Ладно, ладно, успею – сказал я и пошел в сторону противоположного берега. Я не дошел метров 30 и стал идти вдоль до него. Дышалось легко, яркая белизна слепила глаза, и я пожалел, что не взял очки. Да, лёд уже был другой, он местами изменил цвет и плотность и иногда даже прогибался под ногами. Я остановился и стал осматриваться. И тут мне на глаза попали вербы на том берегу и остатки торчащего камыша из снега. Так это же моё любимое место! Там по чистой воде я всегда рыбачу. Эх! Сколько я там рыбы половил!
И я пошёл к своему месту. Метров за 30 до берега я почувствовал, как подо мной слегка играет лёд. Я посмотрел на берег. Как это все красиво колыхалось и шумело зелёной листвой летом, и как это сиротливо выглядело сейчас на белом фоне берега. Ладно, хватит лирики, надо смотреть под ноги, чтобы не провалиться. Неширокими лыжными шажками я стал приближаться к берегу. «И чего я сюда пошёл?» – вдруг промелькнула мысль.
Вдоль берега темнела почти метровая ширина талой воды. Берег был уже близко, и я ускорил шаг, как вдруг под левой ногой лёд треснул, и выступила вода. Я по инерции резко шагнул на лёд правой ногой, и она полностью провалилась. Попытался ее вытащить, и тогда провалилась левая нога, а потом лёд раскололся на несколько кусков, и я стал погружаться в холодную воду. Это произошло быстро. На каком-то автомате я, разбросав руки по сторонам, задержался и не занырнул под лёд. Вот, блин! Только что шел по льду, а теперь мои руки и грудь лежат на льду, а все остальное мокнет в воде. Я попытался опереться ладонями и рывком вытащить себя из воды, но лед обломился, и я только успел руками схватиться за новую кромку льда. Тогда я стал кричать и звать на помощь. Ведь должны же меня наши услышать! Но никто не отозвался. Очевидно, все уже сидели в тепле и разливали по стаканам. Еще несколько раз крикнув, я снова попытался залезть на лёд боком, а потом спиной. Мне удалось продвинуться, но, когда, казалось, что уже ползу по льду, как он предательски треснул и я снова подтягивал себя руками к кромке, чтобы не окунуться в полынье с головой. Я этого боялся больше всего: боялся, что не вынырну из этой холодной воды. А холод начинал втекать в живот, в грудь, начали замерзать ноги и руки. И меня уже не согревала моя бешеная работа руками и ногами. Мне стала мешать мокрая куртка: мех намок, намокли рукава и они сдерживали мои движения. Я попытался снять куртку и мне это удалось. Тогда я ее бросил перед собой и попробовал по ней залезть на лед. Перемещая руки в мокрых перчатках по куртке, я начал заползать на лёд и уже залез правым коленом, как вдруг всё это подо мной опять раскололось и расплылось, и я снова оказался в воде. Перебирая ногами и руками в этой каше из битого льда, мне удалось удержаться на плаву и уцепится за край полыньи, а затем опереться на лед локтями. Я как бы завис на краю льда. Это дало мне возможность передохнуть, и сбить дыхание. От холода у меня тряслась нижняя челюсть. Холод сковывал движения рук и ног. Я очень устал. Я не знал, что будет дальше. Правда мелькнула мысль, что чем дальше от берега, то лёд крепче. Тогда я стал ломать и крошить лёд. Я продвинулся вперед больше чем на метр. Но новая попытка залезть на лёд закончилась тем, что всё треснуло подо мной, и я снова очутился в воде. Повернувшись спиной к краю полыньи, я руками оперся о лёд, откинулся головой назад и завис. Я страшно устал. Слабость и безразличие нахлынуло на меня. Я закрыл глаза и потихоньку начал замерзать…
По кладбищу медленно идет похоронная процессия. Откуда-то доносится музыка похоронного оркестра. Впереди 8 человек несут гроб, за ними идут люди с венками, а затем безмолвная толпа из родственников, друзей и знакомых покойного. Вот гроб поставили у выкопанной могилы и к гробу стали подходить поодиночке люди, чтобы попрощаться в последний раз с близким им человеком. Я попытался подойти ближе, чтобы увидеть покойного, но мне это не удалось: я только приблизился на несколько метров ближе сквозь плотную толпу присутствующих.
– Кого хоронят? – спросил я у стоящих рядом людей.
– Как кого? Петровича!
– Какого Петровича?
– Какого, какого? – ответили мне с раздражением, – Рыбака. Ты что не видишь?
Я присмотрелся и увидел, что то, что казалось мне серебряным покрывалом, оказалось красиво уложенными рядами из подлещиков и плотвы. «Действительно, рыбак», – подумал я.
В это время к покойному прорвалась какая-то блондинка в черном, и с криками «Коля! Коля!» заливаясь слезами, с причитаниями упала на его грудь. Я продвинулся еще ближе и стал присматриваться к покойнику. Уж больно знакомым показалось мне его лицо. А женщина все кричала «Коля! Коля!». Чего это она? Так я тоже Коля! И тут я вдруг узнал в покойнике себя.
– Так что же это меня тут хоронят? – закричал я. В это время женщина повернула заплаканное лицо в мою сторону.
– Валя! Валя! – закричал я. – Пустите меня! Это моя жена! – продолжал я кричать и проталкиваться сквозь толпу.
– Валя! Тебе же нельзя рыдать, тебе нельзя кричать! У тебя же больное сердце! Да и давление к тому же высокое, – кричал я, приближаясь к гробу. Я был уже так близко к нему, что видел, как рыбы там шевелили хвостами. Но что странно, на меня никто не обращал внимания, а Валя продолжала плакать и причитать.