Третий дневник сновидений
Шрифт:
– Не говори «нам», скажи «мне», - ответил Грейсон так громко, что мы посмотрели на него испуганно.
– Ах, всё так, всё правильно. Не только Артур и Анабель совершенствуют свои способности, вы оба тоже. И сказать честно, я никогда не научусь тому, что вы умеете.
– Never ever!
– прокричал попугай.
И я испугалась, что тут он прав: Грейсону явно не хватало воображения, а оно сейчас было нужно больше, чем всё остальное.
Генри ненадолго отвлёкся, точно вслушивался в себя.
– Всё дело в тренировках, - сказал
– Хотя бы такого лёгкого, с каким лопается мыльный пузырь, - пробормотала я.
– Шутник!
– Грейсон протянул руку и ощупал воздух вокруг стула Генри.
– Да, великолепная демонстрация, я имею в виду Генри. Мне этому никогда не научиться. А теперь ты можешь спокойно всё это кончить.
– Грейсон, я боюсь, что он не стал невидимым, он просто проснулся.
– Я взглянула на миссис Ханикатт: она сидела спиной к нам и безмятежно продолжала вязать. В постукивании спиц было что-то домашнее.
– Можно немного подождать, вдруг Генри опять заснёт. Но, похоже, его разбудили, так что его отсутствие будет долгим.
Я это уже знала. В конце недели Генри всегда уговаривал маму уйти и оставить его с братьями и сёстрами дома одного. Это были чаще всего беспокойные ночи. Эми особенно часто болела, хотела пить или теряла свою игрушку. Иногда Генри будил его брат Мило, которому почудился шум, будто кто- то ворвался в дом, иногда ему просто снилось что-то плохое. А если этого не делали Эми, Мило или кошка, то его будила мать, когда возвращалась домой подвыпивши, и грохот её каблуков разносился по всем комнатам, как выстрелы. Беда, если она при этом спотыкалась о какую-нибудь игрушку, тогда она начинала громко ругаться, а то могла и разрыдаться. Я сама знала лишь то, что мне рассказывал Генри, но так как эти шумы и голоса вмешивались в сны, они были нередко слышны и мне, прежде чем Генри просыпался и исчезал.
– Пошли.
– Грейсон решительно встал.
– Если сейчас проснёшься и ты, мне придётся одному искать обратную дорогу. Я могу совсем заблудиться...
– Блудиться, блудиться, - прохрипел попугай и добавил пугающе-человеческим, низким голосом: - Разбиться!
– Хватит, глупая птица, у меня уже мурашки по коже, - сказал Грейсон.
– Так ты идёшь, Лив?
Пожалуй, и впрямь не имело смысла дальше дожидаться здесь Генри.
Я ухватилась за руку, которую нетерпеливо протянул мне Грейсон, и пошла за ним.
– Первое, чему ты, Грейсон, должен научиться, - это просыпаться, если сон тебе не нравится или становится опасным. Это гораздо важней, чем все фокусы с превращениями.
Часы на стене перед нами пробили двенадцать раз. Во сне миссис Ханикатт наступило время чудес, на самом же деле должен был пойти третий час. Дело в том, что я заснула уже после полуночи, потому что Мия опять забралась ко мне в постель и мы пытались успокоить друг дружку, объясняя, что Лотти лучше будет начать новую жизнь. Без нас.
Бой часов ещё разносился в пространстве, когда на стене возле часов с лёгким шумом раскрылась ковровая дверь и оттуда появился бледный, тщедушный мужчина средних лет. Он был в очках с проволочной оправой, у него было круглое рыхлое лицо, в волосах глубокий косой пробор. Хотя он не производил пугающего впечатления, - может, потому, что держал подмышкой толстую цветастую подушку, - спицы из рук миссис Ханикатт выпали на пол. Да и Грейсон сжался от страха. Он отпустил мою руку, сбив при этом на пол горшок с цикламенами. Ни новый пришелец, ни миссис Ханикатт этого не заметили.
– Альфред!
– ахнула миссис Ханикатт.
– Да, это я!
– засмеялся Альфред. Это был не дружеский смех, который подошёл бы маленькому безобидному человечку в очках с проволочной оправой и цветастой подушкой, - а скорее смех, можно сказать, «серийного убийцы».
– Ты ведь всё закрыла на три оборота, всё контролируешь, правда, Бекки? Только про эту потайную дверь ты забыла.
– О, господи, знаю я эти сны!
– прошептал Грейсон.
Альфред не смутился. Без лишних слов он поднял подушку и подступил к миссис Ханикатт.
– Нет, пожалуйста, не надо!
– Голос миссис Ханикатт звучал так, будто ей не хватало воздуха, он был уже еле слышен.
– Пожалуйста, не надо, Альфред!
Она сидела спиной ко мне, поэтому лица её я не видела, зато тем лучше видела лицо Альфреда. Его глаза холодно поблёскивали.
– Просьбы тебе не помогут, миссис отличница.
– Он подошёл к ней ещё ближе.
– Сейчас ты перестанешь дышать. Я смогу понаслаждаться твоими судорогами.
Грейсон откашлялся.
– Я не хочу вам мешать. Но не могли бы вы подождать с убийством до тех пор, пока при этом не будет свидетелей? Это я вам, убийца с цветастой подушкой! Вы меня слышите?
– Он пощёлкал в воздухе пальцами.
Альфред невольно сморщил лоб, но с места не двинулся, а миссис Ханикатт повернулась к нам.
– О-о!
– сказала она удивлённо, как будто впервые нас увидела.
Я улыбнулась любезно.
– Что тут делает эта компания?
– спросил Альфред.
– Мы хотим тут пройти, - объяснила я и протиснулась мимо кресел к двери.
– Идём, Грейсон!
– Так нельзя!
– Грейсон взглянул на меня возмущённо.
– Я ни в коем случае не могу оставить эту бедную старую даму наедине с убийцей.
– Это же сон, Грейсон! Завтра утром мы и не вспомним о миссис Ханикатт.
– Всё равно, - настаивал Грейсон, - так просто не должно быть.
Я вздохнула:
– Ну, хорошо... Тогда тебе сейчас представится замечательная возможность.
– Я повернулась спиной к двери и скрестила на груди руки.
– Пожалуйста - убийца в твоей власти.
Немного нерешительно Грейсон вытянул руку, показывая на Альфреда:
– Убирайтесь отсюда! Не то... не то я вызову полицию.
Я закатила глаза.