Третий глаз
Шрифт:
Глава 13
Робот
И, не зная,
Что такое робость,
Лень,
Тоска
И воспаленность век,
Робот начал,
Действуя как робот,
Делать все,
Что делал человек.
Два окна кабинета начальника управления занавешены голубыми шторами, третье спасает от солнечных лучей листвой тополя, но в зале душно, жарко, лица у сидящих красные, распаренные, на лбах выступил пот. Председательствующий Фокин, накинув кожанку на спинку кресла, сидит в белоснежной сорочке с галстуком, широко расставив локти на столе, поворачивает седоватую голову то в одну сторону, то в другую,
— В чем соль заварухинского миллиарда? — обращается он к собравшимся. — Каждая добытая в Нефтяных Юртах тонна нефти в девять раз дороже, чем стоила бы она, если бы была железная дорога. Север в нынешнем году поставит стране около тридцати миллионов тонн… Расчеты Семена Васильевича правильны…
— Идея принадлежит Митрофанову, а не Заварухину! — вторгся с репликой Кваша; он во втором ряду, с краю, рубашка, вздернувшаяся на животе, как распашонка, расстегнута, волосатые руки скрещены на волосатой груди.
Тихон Ефимович с лукавым огоньком в глазах повернулся в его сторону:
— Главное — не чья идея, а что важнее? План или выгода?
— Конечно, план! — разинул широко рот и загоготал Сергей Афанасьевич.
— А вы как считаете? — Выбросив вперед ладонь в сторону сидящей тоже во втором ряду Гончевой, Фокин ласково ей улыбнулся.
— Так точно — выгода! — вскочив со стула, задорно выкрикнула Виктория Филипповна, глядя на него преданно и восторженно, и резко села.
— Уже две точки зрения. — Фокин балансировал руками, мол, которая же из них верна, и, выждав минуту, пока утихла разноголосица, заговорил с усмешкой: — Есть старый анекдот о родителях, которые заспорили, кто нужнее для воспитания сына, а мудрый мальчик сказал: «И ты, папа, и ты, мама». Нам желательно обсудить, с какой скоростью мы можем перебросить через тайгу рельсы.
— Если меня спросите, то я скажу: плевать нам на этот миллиард! — громко выкрикнул Сергей Афанасьевич и засмеялся, замотал бородой, зыркая хитрыми глазами налево-направо. — Громадные доходы от предложения Митрофанова для нас — миор, как чужая баба… Я слыхал, будто Зот говорил: вариант тупиковый, но имеется другой, хотя выгода будет поменьше.
— Вы встаньте, Сергей Афанасьевич! Произнесите речь толком! — сердито обернулся к нему из первого ряда в парусиновом пиджаке сухой, коротко подстриженный под бобрик Дудкин. — Бормочете невнятно, аудиторию не уважаете… — Он вскинул указательный палец вверх. — Традиции надо беречь! А то скоро станем лежа выступать на совещаниях…
Кваша тяжело оторвал от стула зад, выпятил объемистый живот, упер кулаки в бока, заговорил с усмешкой в голосе:
— Я говорю, богатый доход — не наш, для нас он как чужая жена. Приезжала в город на гастроли знаменитая артистка, красавица фигуристая; пялилась зазывно, но если за нею ухаживать, то понапрасну время и деньги тратить — удовольствия не получишь. Таких гастролерок много! Я убежден, что дорогу можно быстро построить, но имеются космические препятствия. Вариантов очень много! Их тысячи. Одна красавица лучше другой!
Его поддержали:
— Надо с институтом посоветоваться!
Кваша оглянулся на реплику, помахал союзнику рукой, продолжал:
— Не выгоден бешеный миллиард ни министерству, ни нашему управлению. Докучает Стрелецкий с залетной артисткой. Ему премии хочется. Заварухину — то же самое… Какой проект написан, тот и надо исполнять. За пятилетку построим отрезок дороги до Искера, а там, глядишь, отмерят очередь. Куда спешить? Гоняться за актрисами? Сейчас Стрелецкий с Заварухиным предлагают бросить людей и технику на штурм болот, не обеспечивая себя базами. Какой тут план? Это неуважение к плану, к нашему закону. Увязнем в трясине! По приказу Стрелецкого мы форсируем Еланское болото, ради чего? Он похвалился заместителю министра, а мы убиваемся в лесу…
Кваша плюхнулся на сиденье, довольный, колотил себя кулаком по коленке. «Смело!» — шептали ему из-за спины.
Фокин постучал кончиком карандаша по столу, призывая всех к тишине, лицо его стало строгим.
— Вас поняли, — прокомментировал Фокин выступление начальника мехколонны. — Слово Семену Васильевичу.
Заварухин вскочил в заднем ряду, у шкафа с сувенирами, потряс костлявой рукой в воздухе, указал ею туда, где сидел в передней части кабинета, справа от председательского места, Стрелецкий.
— У меня эта артистка вот где! — он энергично похлопал себя по длинной шее. — Этой идее даже названия нет. Это не рацпредложение, не изобретение, а стратегический расчет. Тут кивают на Митрофанова, дескать, он нам идеи дает… Это же чепуха! Он физинструктор, а не инженер и не ученый. И ни за какими он артистками не гоняется! — Семен великодушно ухмыльнулся. — А я предлагаю государству гигантскую выгоду, и надо мной уже несколько месяцев потешаются, как над шутом. Тут затеваются рассуждения о болотах, о трудностях. Да, смелая научная мысль сама по себе безнравственна, затруднительна для реализации, требует перегруппировки сил, от нее проще отречься. Старики и увальни боятся молодых актрис… Это понятно… Идея как ветер, и чем он могущественнее, тем сильнее буря, а штормовая качка слабых выбрасывает на берег или топит в пучине… Стрелецкий бросился в эту бурю, но он — неумелый капитан. Паруса наладить не может. Вот и прислали нам ревизора… На днях Стрелецкий побахвалился перед заместителем министра штурмом одолеть до десятого августа Еланское болото, да у него кишка тонка. Тучи сгущаются, дожди в тайгу нагрянули. Промашка выходит с хвастовством. Так что не сотнями тракторов гатить болото, а сотнями мыслей. А если вам, товарищ Кваша, эти идеи дает физинструктор, то берите их у него! Какая вам разница, в чьей голове мысли растут? Работать способны лошади и трактор, а мы-то люди! Девиз научно-технической: смекалка, смекалка и смекалка! Только, извините, за смекалку-то придется платить денежки! А кто мне за докуку в миллиард рублей заплатит? Товарищ Стрелецкий? Беспомощен! С него за отсутствие смекалки я предлагаю удержать квартальную премию.
Смех рассыпался горохом, заскрипели стульями в кабинете, одни прикрывали улыбку ладонью, другие кашляли в кулак и качали головой.
Заварухин сел, утонул за спинами впереди сидящих, звенел беспокойно стеклом сувенирного столика, шаркал ногами.
— Мнения вроде бы разделились, — шевеля пушистыми усами, бубняще прокомментировал Фокин. — Для одного миллиард — чужая актриса, для другого — любимая супруга. Замечу: делить доходы рановато, мы обсуждаем замысел, выгода лишь впереди. Кстати, что за мыслитель… э-э… какой-то физинструктор?
Сидящие притихли на мгновение, затем тишина разрядилась смехом.
— Шутник! — пожал плечами один.
— Юродивый! Не от мира сего…
Фокин поворачивал голову на реплики, пытаясь задержать чей-нибудь взгляд, поднять комментатора и выспросить, но все уклонялись от объяснений.
Встал коренастый, лобастый, одетый в модный бежевого цвета иноземный костюм Бородай. «Наряжает его Златогривка», — ревниво отметил Павел.
— Мы не боимся хозяйственных штормов! — глуховато, но внятно объявил Бородай. — Главный инженер отважно повел нас на ломку ошибочного проекта, но не согласовал свои приказы с существующими правилами. Это факт. Если же имеются более выгодные варианты, предлагайте! А пока вариант Заварухина — Стрелецкого перспективен. Давно долдоним об экономических стимулах. У нас стало поговоркой: «Зот-физинструктор все знает!» или: «Физкульт — с приветом!» — и шевелят пальцами у виска… Мы как бы в стороне, хотя видим, что без хозяйственной смекалки люди равнодушны к призывам. Экономика не продвинется, если в ее упряжке будут два коня: сознательность и несознательность. Нужен коренник — заинтересованность! Он вывезет из любой ситуации. А Павел Николаевич его не запряг и поехал…