Третий источник
Шрифт:
– Извините, – буркнул он, встречаясь взглядом со светловолосой девушкой.
Она обернулась, награждая его улыбкой. Прямые волосы по плечи. Темные глаза с длинными ресницами. Чувственный рот. Белые ровные зубы за полными губами. Чарутти опустил голову, посмотрел на стакан в своей руке и снова на губы.
– Я видел тебя, – сказал он, вспоминая толстяка.
– А я тебя, – губы девушки растянулись шире.
Воображение невольно дорисовало детали: толстяк, музыка, голова вверх, голова вниз, неспешно, со знанием дела. Чарутти улыбнулся.
– Зачем
– Мне? – она игриво повела бедрами.
– Все это часть плана, да? – Чарутти лихорадочно соображал, где допустил просчет. Газ, сигареты, водка.
Он смотрел на блудницу, вернее, на ее губы, и мысли путались, захламляя сознание пикантными подробностями.
– Ну, если не хочешь, то я пойду.
– Подожди, – Чарутти схватил ее за руку. А что если это просто случайность? Что если она вычислила его, но не успела еще никому рассказать? – А как же толстяк? – спросил Чарутти.
– Толстяк? – блудница улыбнулась.
Воспоминания распаляли сознание Чарутти.
– Любишь наблюдать, да? – она обхватила губами свой указательный палец с длинным накрашенным ногтем. Голова вверх. Голова вниз.
Чарутти нервно сглотнул.
– Вижу, что любишь, – проворковала блудница, оглядываясь по сторонам. – Насквозь вижу.
Квинт перевернулся на спину и открыл глаза. Ничего не изменилось. Даже три луны, выстроившиеся в треугольник, все еще висели в черном небе, заливая серебристым светом безобидную поляну. Гладиатор вспомнил женщину-дерево и спешно начал отползать в заросли, лихорадочно толкая тело ногами и не сводя глаз с дерева-хищника.
– Не бойся, – голос художника за спиной был тихим и спокойным. Даже каким-то умиротворенным.
– Это дерево…
– Я знаю, – рука художника легла на плечо гладиатора. – Оно не побеспокоит нас. По крайней мере, в эту ночь.
– Но я помню… – Квинт обернулся, продолжая следить за деревом боковым зрением.
Лицо художника было красно-зеленого цвета, словно пот размыл нанесенную краску и теперь она стекала с кожи, оставляя отвратительные в своей нелепости разводы.
– Что с тобой? – спросил художника Квинт.
– Со мной? – Назиф коснулся лица. Посмотрел на оставшуюся на пальцах краску. – Ничего страшного, – он улыбнулся. – Всего лишь пот.
– Похоже на кровь и дерьмо, – гладиатор отвернулся и снова посмотрел на застывшее безжизненное дерево в центре поляны.
– Да забудь ты о нем! – начал терять терпение художник.
– А зверь? – вспомнил гладиатор, и все инстинкты непроизвольно напряглись.
– Зверя тоже нет.
– Нет? – Квинт обернулся.
Ответивший ему голос не принадлежал художнику. Тихий, спокойный, рассудительный. Но до отвращения детский, словно ребенок-гений, объясняющий бестолковому взрослому принцип мироздания.
– Ни здесь, ни где-либо еще в этом мире, – сказал голос.
Гладиатор оторвал
– Ты никого не найдешь, – голос словно издевался над ним. – Никогда не найдешь.
– Черт! – начал терять терпение гладиатор.
Голос устало рассмеялся.
– Кто это? – потребовал объяснений гладиатор. Художник опустил голову и посмотрел себе под ноги. – Только не говори, что ничего не слышишь!
– Ты будешь смотреть или нет?!
– Смотреть куда? – Квинт замолчал, различив какую-то тень у ног художника. Темная. Бесформенная. Он несколько раз моргнул. Трехцветный зверек с большими серо-зелеными глазами выглянул из-за ноги Назифа. – Снова он!
– Можешь называть меня Иллакс, – осторожно сказал ка-доби.
Дождь то затихал, то снова обрушивался на землю с новой силой. Холодные ночи чередовались с дневной духотой. Поиски Кипа продолжались, но смысла в них оставалось все меньше и меньше. Ни один ребенок, привыкший к родительской заботе, не сможет прожить в дикой природе так долго. «У него может начаться пневмония или лихорадка, – думал Бити, лежа в палатке и слушая, как дождь барабанит по крыше. – Или же его могла укусить змея. Здесь много змей. Да и хищники…»
– Просто признайся, что ты отвратительный отец! – услышал он голос несуществующей жены. Холли рассмеялась. – Никудышный отец. Никудышный муж. Никудышный любовник. Да ты просто неудачник, мой милый!
Бити поморщился, но предпочел не отвечать.
– Мой маленький толстый ворчун! – продолжал издеваться голос. – А эта баба, что навязалась тебе! На кой черт ты взял ее с собой?! Думаешь, она хочет найти твоего сына? Как бы не так! Ей плевать! Плевать! Плевать! – Холли устало вздохнула. – Думаешь, где она сейчас?
– В палатке у проводников. Спрашивает про Кипа.
– Ах! Мое наивное пятое ничтожество! – голос просто брызгал желчью. – Ты никогда ничего не видишь. Никогда не слышишь. Даже со мной. Помнишь? – Холли выдержала паузу, но вместо мучительных подробностей жизни с бывшей женой Бити снова вспомнил Кипа.
– Все уже в прошлом, – сказал он Холли.
– В прошлом?! – она притворно рассмеялась. – Ну, если только со мной. С другими-то ты все равно останешься неудачником! Даже сейчас.
– Твой сын пропал! – не сдержался Бити.
– И что?! Ты мужчина, тебе и искать, – еще один притворный смешок. – Хотя какой из тебя мужчина?! Думаешь, проводники помогают тебе в поисках? Да они просто водят тебя кругами. Как думаешь, с кем из них спит твоя баба? Мне, например, по душе тот, что повыше. Будь я сейчас с тобой, то обязательно дала бы ему. Хотя бы ради того, чтобы он подсуетился с поисками Кипа.
– Хейзел не ты.
– Думаешь, она пойдет дальше? – Бити уже ненавидел этот смех. – Думаешь, ей одного будет мало? Можешь считать меня кем угодно, но я никогда не дала бы сразу двоим.