Третий источник

Вавикин Виталий

– Не знаю. – Инесс прижимает ладонь к холодной глади стекла. – Боюсь, есть лишь один способ получить ответ на этот вопрос. – Она оборачивается и смотрит ему в глаза. – А что стало с остальными телами, которые принадлежали тебе?

– Умерли. Умерли в тот момент, как только я получал новое.

– И ты боишься, что каждый раз умирал вместе с ними?

– Ромула боялась, – глаза Тиена добреют, но лицо вздрагивает в болезненных гримасах. – Когда мы сделали первого двойника. Кажется, это была жена одного доктора, сейчас не помню даже, как ее звали. Моя сестра решила, что со мной могло произойти то же самое.

– Тело без разума?

– Тело

с другим разумом. Чужим. Я объяснял ей, что со мной все было иначе, но эта мысль не отпускала ее до самой смерти.

– Может быть, так она пыталась оправдать начавшуюся между вами связь?

– Не знаю, но она всеми силами пыталась уговорить меня отказаться от этой планеты. Уничтожить все следы нашего пребывания и забыть обо всем, что здесь было.

– И о вас?

– И о нас тоже.

– Но ты не согласился.

– Нет, – тяжелый вздох Тиена нарушает тишину. – Даже после ее смерти я пытался сохранить ей жизнь. Перенести ее личность в двойника. Неважно какого. Я готов был любить ее в любом обличии, но она отказалась. Уничтожила старую лабораторию вместе с собой и поклялась, что если я снова попытаюсь оживить ее, то она, не задумываясь, повторит то, что сделала.

– И ты отпустил ее? – спрашивает Инесс, хотя ответ и так ясен.

– Нет, – качает головой Тиен. – Ее сознание, ее личность, они остались в системе. Я надеялся, что когда-нибудь она передумает. Надеялся, что ей просто нужно время. – Он снова смотрит на свое худое тело в камере. – Но когда я оживил ее в последний раз, это была уже не Ромула. Планета изменила ее. Изменила даже имя. Осталось лишь что-то далекое, какая-то крупица человека, которого я любил. Но не больше.

* * *

Чарутти кричит и падает на колени. Он закрывает глаза и затыкает руками уши, пытаясь избавиться от образов. Он слышит десятками ушей. Видит десятками глаз. Его двойники, те, что разошлись в поисках тайны, сохранили связь со своим оригиналом и теперь разрывают его сознание сотнями видений. Они проникли в горы и увидели лабораторию. Проникли в Хорнадо-дел-Муэрто и увидели толпы уродцев, застывших под сверкающим кораблем, уносящим их родителей. Проникли в прошлое, в историю семьи Уиснер. Узнали о болезни Тиена, узнали о его сестре, узнали, как появился отель «Амелес», его истинную причину создания. Увидели старика Уиснера и Инесс Гувер. Увидели пустые камеры, камеры с двойниками и камеру с блудницей. Заглянули в ее мысли. Нырнули во тьму. В странный мир, который жил отдельно от привычного мира. Мир мысли. Мир воспоминаний. Мир тысяч скопированных планетой личностей. Увидели чудный город, погруженный в хаос и мрак. Прошли по его дорогам, вымощенным белым камнем. Отыскали дом Метане и колодец скорби. Проскользнули незамеченными мимо тысячи змей, избежали острых звериных когтей, обжигающих языков пламени. В самое сердце, в самый центр тайны. К золотоволосой женщине с темными, как ночь, глазами. К женщине, которая держит за руку ребенка по имени Кип. Того самого ребенка, чей отец сейчас летит в лабораторию в компании Стефана и его братьев и сестер. В компании Зои, Солидо и Мидлея, которые разбудили добровольцев, позволив Метане погрузить планету Мнемоз в хаос и мрак. И время останавливается. Бой гладиатора и зверей. Картина моря, которую рисует художник. Даже крик Кипа. Лишь Метане и Чарутти остаются вне поля этого всеподчиняющего воздействия.

– Посмотри на меня! – требует она.

– Ты зло! – шепчет Чарутти, вглядываясь

в ее черные, как ночь, глаза.

– Ты знаешь, что это не так. Знаешь, кто я. Знаешь все тайны.

– Я не хочу!

– Ты должен!

Ветер касается золотых волос. Время снова начинает подчинять себе мир.

– Ты должен рассказать о том, что узнал. Должен уничтожить эту тайну! – гремит голос женщины, нависшей над Чарутти, и он снова начинает чувствовать слабый жар вновь разгорающихся костров. Слышит далекий звук битвы, шелест созданного художником моря.

– Мне никто не поверит, – скулит он. – Я не смогу запомнить так много!

– Запоминай то, во что веришь сам. Смотри на то, что можешь понять.

Синие брызги летят в лицо Метане. Языки пламени подбираются к телу Чарутти.

– А как же ты? – спрашивает он.

– Я умерла.

Его взгляд уносится куда-то прочь, вглубь планеты, к надгробию Ромулы Уиснер и дальше, снова в горы, в лабораторию, где Стефан и его братья и сестры занимают место в своих камерах. И тайна бессмертия оживает вновь. Тайна, которая принадлежит одному человеку.

– Люди захотят заполучить эту тайну, – шепчет Чарутти. – Люди будут убивать друг друга за право обладать этим. Убивать ради бессмертия. Умирать ради бессмертия.

– Но в итоге его не получит никто, – говорит Метане. Говорит то, что осталось от Ромулы Уиснер.

И время оживает требовательным детским криком.

– Останови их! Останови их всех!

* * *

Тьма. Мир падает в пропасть. Последнее, что видит художник – это рука Кипа, которую выпускает золотоволосая женщина. Два зверька, два ка-доби тычут своими острыми мордочками в лица людей, распластавшихся на каменном полу.

– Какого черта?! – бормочет гладиатор, чувствуя на своей щеке шершавый язык одного из ка-доби.

– Все кончилось? – недоверчиво спрашивает Кип, поднимаясь на ноги. – Она отпустила нас?

– Она? – художник лежит на спине, вглядываясь в глаза взгромоздившегося на его грудь трехцветного зверька.

– Это что? – пытается сориентироваться гладиатор. – Это все не по-настоящему?

– Не знаю, – художник смотрит на свои руки. Никаких ран. Никаких перерезанных вен и сухожилий.

– Друг! – радостно кричит Кип, приветствуя взобравшегося на его плечо ка-доби. Смотрит на другого зверька. – Не бойся, – говорит ему. – Ты тоже можешь быть моим другом.

Они выходят из темноты на свет. Втроем.

– Вы кто такие?! – спрашивает Уиснер.

– Это Кип! – дрожащим голосом говорит Бити. – Господи! Это мой сын.

Он обнимает Кипа. Прижимает к себе и боится отпустить.

– Да тише ты! – Кип высвобождается из его объятий и пытается успокоить напуганных ка-доби.

– Это ты подстроил или планета? – спрашивает Инесс Уиснера.

– Понятия не имею.

– Может быть, случайность? – предлагает свою версию Зоя.

– Может быть, – Уиснер смотрит на искрящееся счастьем лицо Бити.

Не переставая улыбаться, Бити жмет руки гладиатору и художнику, благодаря их за то, что нашли его сына.

– Мы можем… – он поворачивается к Уиснеру. – Можем теперь вернуться в отель?

– Наверно… – Уиснер пожимает широкими плечами. Смотрит на Зою, Солидо и Мидлея. – Думаю, вы тоже можете отправиться с ними. Если, конечно, не хотите вернуться в город.