Третий источник
Шрифт:
– Нет! – отвечают они в один голос.
– Кип! – Бити протягивает руку своему сыну, занятому игрой с пушистыми зверьками. – Пойдем.
– Уже? – мальчик поджимает губы и смотрит на ка-доби.
– Можешь забрать их с собой, – говорит ему Уиснер.
– Забрать? – детское лицо искажают сомнения. – А они… Они… Они долго живут?
– Дольше, чем люди.
– Тогда согласен, – расцветает Кип. Он оборачивается к художнику и гладиатору. – Спорим, это она все подстроила?! И отца, и пушистиков.
Гладиатор молчит. Художник осторожно пожимает плечами.
– Я знаю, что она! –
– Она? – Уиснер вопросительно смотрит на гладиатора.
– Женщина с золотыми волосами! – говорит ему Кип, стаскивая со своей головы одного из ка-доби и снова сажая его на плечо. – Она хотела подарить мне бессмертие, но я отказался! – заявляет он с гордостью. – Звери выбирались из колодца, везде горел огонь, но гладиатор победил всех монстров, а художник нарисовал море и затушил пламя!
Отель «Амелес». Утро. Рассвет разбивает ночь, заставляя меркнуть звезды. Безумие кончается. Усталые люди расходятся по домам, возвращаются в свои номера и засыпают крепким сном, чтобы, проснувшись, решить, что все произошедшее с ними – яркий, очень странный сон. Остается лишь дождь. Мелкий, назойливый дождь.
Чарутти идет по улице, подставляя ему свое лицо. «Хватит с меня тайн и чужих секретов, – думает он. – Хватит безумия и сумасшествия». Даже ночные оргии, которые он устраивал когда-то давно, кажутся ему какими-то нереальными и лишенными смысла. Он не бог. Никогда им не был и никогда не будет. Да он и не хочет быть богом! Пусть даже богом чужих тайн. Осталась лишь одна, последняя, которая все еще хранится в его голове. История, которую он должен рассказать. Обязан. И неважно, чем все это закончится. Так должно быть. И неважно, что произойдет после того, как еще одна тайна окажется раскрытой. Хватит с него. Он уходит из этого бизнеса. Уходит не потому, что устал, не потому, что выдохся или сдался. Уходит, потому что во всем этом нет больше смысла. Ни одна тайна не стоит того, чтобы ради нее потерять рассудок.
Чарутти уже видит завистливые лица своих коллег.
– А, старый пройдоха! – говорят они. – И как тебе только удается ничего не делать и узнавать так много?! – И уже за спиной: – Никчемный, ленивый сукин сын! Да каждый из нас может раскрыть любую из раскрытых им тайн! Да и какие это к черту тайны?! Так… мелочь, которую он выбирает, чтобы можно было докопаться до сути, не прилагая никаких усилий!
«Пошли они! – думает Чарутти и спрашивает себя, почему снова и снова пытается им что-то доказывать. – Какое кому дело до их мнения?!» Если все раскрытые им тайны – пустышки, то пусть будет так. Он знает их цену. Знает жертву, которую принес ради достижения цели, и это главное. Его жизнь принадлежит только ему. И ему решать, как распоряжаться ей.
Чарутти вздрагивает, вспоминая Мириил. Господи! Он же убил ее. Убил, потому что сошел с ума. Не на этой планете. Намного раньше. Сошел с ума в тот самый день, когда решил доказать, что раскрытые им тайны чего-то стоят. Он потерял все. Выкинул на помойку свою жизнь, а здесь… С Мириил… Здесь он сделал последний шаг. Шаг в пропасть,
Чарутти открывает дверь и входит в свой номер. Мириил лежит на кровати и смотрит на него своими голубыми глазами. «Я спятил!» – ставит себе диагноз Чарутти.
– Так и будешь стоять в дверях? – спрашивает Мириил.
Он молчит. Он идет в ванную. Идет туда, где, как ему кажется, оставил бездыханное тело этой женщины. Но в ванной никого нет. Механические работники забрали тело еще ночью. Отвезли в лабораторию и заменили двойником. Но Чарутти не знает этого.
– Ты настоящая? – спрашивает он раскинувшуюся на кровати женщину. – Живая?
– Живая?! – она смеется. – Если хочешь, то я могу попробовать притвориться мертвой. Желание, конечно, странное, но вполне осуществимое. Так что если тебя не волнует, что я останусь теплой и буду дышать, то можем попробовать.
– Нет! – Чарутти нервно пытается отыскать сигареты. – Не надо. Не хочу мертвецов.
Мириил протягивает ему открытую пачку.
– Давай просто покурим и поговорим, – предлагает он.
– Поговорим? – удивляется она.
– Ну да, – Чарутти глуповато улыбается. – О чем захочешь. Мне все равно.
– Хочешь просто посмотреть на меня?
– Хочу просто поговорить, – он гладит ей щеку. – Просто поговорить.
Зверь. Он загнан в угол. Рычит, пряча за своей могучей спиной Хейзел, оберегает ее, защищает, как самец защищает право на принадлежащую ему самку.
– Уверен, что не нужна помощь? – спрашивает художник гладиатора.
– Помощь? – Квинт улыбается. – Проткнешь его кистью?
– Почему кистью? – Назиф смущенно пожимает плечами. – Могу просто пристрелить его.
– Пристрелить? – голубые глаза Квинта остаются сосредоточенными и холодными. – Прости, но это только мой бой.
– Как знаешь, – художник возвращается в принесший их корабль.
– Он что, псих? – спрашивает его Инесс.
Обнаженный торс зверя представляется ей камнем, непобедимой глыбой.
– Наверно, да, – Назиф улыбается ей.
– Но он ведь старик! – она сжимает руку Уиснера. – Скажи, что это еще один трюк. Неважно чей – твой или планеты. Просто трюк, розыгрыш, да?
– Я не знаю, – Уиснер смотрит, как гладиатор приближается к зверю. – Старик спас этот мир, и я предложил ему исполнить любое его желание. Он выбрал зверя.
– Это личное, – говорит художник.
– Личное?! – Инесс смотрит на женщину за спиной зверя. – Это из-за нее? Он мстит за то, что зверь забрал ее?
– Он мстит зверю за то, что зверь бросил ему вызов и не убил его.
– Не убил? – Инесс снова перестает понимать происходящее. – У вас, мужиков, у всех мозги не в порядке?!
– Смотри! – обрывает ее Уиснер.
– Не буду!
– Он молодеет! – в уставших глазах Уиснера блестит восторг. – Будь я проклят, если думал, что когда-нибудь увижу такое!
– Хейзел! – залитый кровью зверя гладиатор медленно приближается к отступающей женщине. Она рычит и косится на поверженного защитника. – Все кончилось, Хейзел!