Третий период
Шрифт:
«Ленинская смена», 1968, 25 февраля
Сгоряча, обозлившись на столь категоричную оценку моей игры, я даже заявил тогда, что играть в сборной команде больше не буду. За «Торпедо» постою еще год-другой, а за сборную – нет. Но, как всегда, наступил перерыв в чемпионате, потом стартовал новый хоккейный сезон. И все, казалось, пошло по давно заведенному распорядку: игры за свою горьковскую команду, вызов на сборы главной команды страны. Время прошло, обиды тоже. Да и на кого мне было обижаться? На самого себя?
Все шло своим чередом. До мирового
«Положиться на него можно было всегда. Выходя на трудный матч, мы могли сказать про Виктора, как и друг про друга: "Не подведет".
Я до сих пор не могу понять, как это он все-таки подвел однажды сборную. За несколько дней перед отъездом на первенство мира 1969 года не явился на сбор. Отчислили его из команды правильно. Но уверен, если бы взяли, он бы там чудеса творил, чтобы свой грех искупить.
Впрочем, спустя год Коноваленко все-таки попал в Стокгольм, на чемпионат мира. Попал, и это был его лучший чемпионат. Преклоняюсь перед такой стойкостью и мужеством: ведь Виктор – мой ровесник».
Майоров. «Я смотрю хоккей»
Не упомянул я лишь об одной детали, о которой сам-то узнал совершенно случайно и много позже случившегося. Оказалось, что моя жена Валентина написала письмо Чернышеву, где брала всю вину на себя за мое опоздание на сбор. Мне она об этом ничего не сказала. Да и Аркадий Иванович признался уже спустя большой срок.
И вновь Стокгольм. Знакомые улицы, уютный «Юханнесхоф». Только живем мы в другом отеле – «Фламинго».
У меня новый дублер – Владик Третьяк. А может, я у него? Такая мысль и в голову не приходила. Мальчишка же совсем, хотя и молодец, умница. Поселились мы с Владиком вместе. Он от меня – ни на шаг. Внимателен и все на лету схватывает.
Давно он мне приглянулся, еще когда за молодежную команду ЦСКА играл. Данные хорошие. Дело за характером. Но и тут он оказался на высоте. Это я уже понял, поближе познакомившись со своим напарником. Невольно вспоминал и свой дебют в сборной. Эх, был бы тогда в Швейцарии рядом со мной Пучков, наверное, иначе бы мы тогда выступили, да и я быстрее уму-разуму поднабрался. Владик учился прямо по ходу игр. Выспрашивал, если что-то недопонимал. Я помогал, чем мог. Мы были на «ты». Хотя остальные молодые с тем же Рагулиным – Александр Павлович, не иначе. А я ведь был самый «старый» в тот год в сборной, а Третьяк – самый молодой. Он меня «батяней» называл.
«Из игроков сборной СССР моим первым наставником был замечательный советский спортсмен Виктор Коноваленко... В свои тридцать один авторитет он имел огромный.
...У него была прекрасная интуиция. И никогда его не покидало хладнокровие – вот что особенно важно. Только по какому-то обидному недоразумению Виктора ни разу не признавали лучшим голкипером мировых первенств. Ни один страж ворот в любительском хоккее не имел столько побед, сколько было у него.
Не помню, чтобы ребята в нашей сборной кого-нибудь уважали больше, чем Коноваленко. Его уважали за верность родному клубу. Его уважали за справедливость, за мужество и стойкость.
О скромности этого человека ходили легенды. Он никогда и ничего не просил, ни на что не жаловался, старался всегда и везде быть незаметным».
Владислав Третьяк. «Когда льду жарко...»
На удивление трудно сложился наш первый матч с финнами.
Для меня это была вообще первая международная встреча после почти годового перерыва. Но я со своей стороны делал все, что мог. А вот что счет игры необычный – 2:1 – в большей степени вина полевых игроков. Не случайно тренеры после этого перекроили звенья. «Зубастые» оказались финны. Правда, надолго их не хватило.
Во втором матче – с командой ГДР – дебютировал Третьяк. Но матч не был трудным для нас, и счет это подтверждает – 12:1. Впереди нас ждала встреча с чехословацкой командой. У меня с ними «старые счеты» еще по Греноблю. Да и у всей нашей команды – на предыдущем чемпионате в Стокгольме сборная СССР уступила чехословакам обе встречи. Теперь требовалось доказать, что мы лишены всякого комплекса, что нам вполне по силам побеждать эту команду.
Накануне матча Владик устроил мне целый допрос: как играют чехи, сильно ли бросают, верхом или низом больше. Отвечать мне не хотелось – нужно было выспаться перед столь важной игрой. Важной для меня сверх меры. Поэтому завалились спать пораньше.
Поработать мне пришлось не на шутку, но игра как-то сразу сложилась по нашему сценарию. Соперники много переняли из тактики игры нашей сборной, поэтому мне не составило особого труда в большинстве случаев рассчитывать варианты их действий. Подробно об этом – в другой главе. А чехословацких хоккеистов мы победили – 3:1.
А потом был тот злополучный матч со шведами в «Юханнесхоф».
Опять мы первыми открываем счет. Потом проводим еще шайбу, но судьи ее не засчитывают, а с арбитрами не поспоришь. В первом периоде результат равный. А затем защитник Карлссон забрасывает вторую шайбу. Мы проигрываем, но это еще ни о чем не говорит – до конца еще достаточно времени. Игра у наших, как говорят, идет. И тут выкатывается на ворота шведский нападающий, не помню кто, я ложусь, отбиваю шайбу, но... получаю резкий и сильный удар по маске.
Очнулся, когда надо мной «колдовали» наш врач Олег Маркович Белаковский и целая команда медиков, как я потом узнал, из госпиталя святого Серафима. Уже в раздевалке это было. Боли особой не чувствовал – за долгие годы в хоккее привык к ней. Но понимал, что произошло нечто серьезное. И все же решил попросить у доктора разрешения вновь встать в ворота. Тот только заулыбался в ответ. На санитарном автомобиле меня отправили в госпиталь.
Там целый консилиум собрали, крутили-вертели так и этак. 37 рентгеновских снимков сделали! Потом начали шпильки вставлять – множественный перелом переносицы оказался. Швед на всей скорости врезался коньком. Врачи прописали постельный режим, но я настаивал, чтобы мы вернулись в отель. Шведские медики пожали плечами и сдали меня на руки Белаковскому.