Третий шеар Итериана

Шевченко Ирина

Софи простила бы, если бы и сказал.

Многие готовы простить, не задумываясь. Потому что любят. Потому что не хотят ссор. Потому что привыкли прощать…

Но понять и простить — это совсем другое.

Софи поняла бы.

Он тоже понял.

«…Я много думал в последние дни и, знаешь, что понял? Понял, что есть вещи, которые понимать совсем не нужно. Они есть, и этого достаточно.

Не ахти какая глубокая мысль, так и я у тебя не великий мыслитель.

Скорее уж, дурак.

Это все весна виновата.

Весной

у тебя день рождения, а я даже даты не знал. Точно, дурак.

Сегодня нашел твой паспорт, посмотрел. На следующей неделе пойду покупать тебе подарок.

Правда, покупать.

Я тут придумал одну штуку: прихожу в магазин, выбираю то, что мне нужно, оставляю деньги в кассе и в приходной книге соответствующую пометку делаю. Потом, когда мир проснется, люди посмотрят, что товара нет, с записями сверятся, кассу сведут и решат, что забыли, как продали.

Вчера так шахматный столик нам приобрел и фигуры. Играю теперь сам с собой. Неплохое развлечение, только я все время сам у себя выигрываю. Или проигрываю сам себе — это как посмотреть…»

Время идет теперь по-другому. Летит стрелой, когда кто-нибудь из друзей приходит его навестить, и растягивается в мучительную вечность между их нечастыми визитами.

Но хорошо, когда идет. Потому что порой оно замирает на месте, и приходится толкать его вперед, на час, на день, на неделю…

Месяц, и снова кажется, что он не выдержит. Но Тьен уже знает, что это пройдет. Это не усталость пока, не отчаяние, не страх конца — это страх страха. Он боится, что начнет бояться.

Так ожидание боли порой пугает сильнее, чем сама боль.

Но с этим можно бороться.

И он борется.

Планирует каждый свой день так, чтобы время шло быстрее, и некогда было предаваться ненужным раздумьям.

Много гуляет.

Ходит в библиотеки, музеи и выставочные залы. Учится видеть чудо в том, как картины и статуи обретают цвета и формы под его рукой. Любуется ими недолго и опять возвращает в уснувший мир.

Иногда смотрит так же на людей, пытаясь угадать, кто они и чем занимались в миг, когда их жизнь остановилась. Это развлекает и отвлекает не хуже чем книги или шахматы.

А вечерами посещает гимнастический зал.

У него нет абонемента, и призраки трех атлетов и их пожилого тренера, смотрят с упреком, как он, не имея на то никакого права, разминается на брусьях, а после поднимает тяжелые гири. Изматывает себя до предела, чтобы вернувшись домой, заглянуть к детям, коснуться губами щеки Клер, потрепать по волосам Люка, увидеть их на мгновение, прежде, чем они снова станут зыбкими тенями, и идти к себе. Упасть на постель и тут же уснуть, от усталости позабыв обо всем…

«…еще раздобыл старый граммофон, такой, что работает не от электричества, а заводится ручкой. Могу слушать пластинки. Только нужно постоянно придерживать аппарат рукой. Или ногой — я вчера так делал: завел граммофон и сел в кресле с книгой, так чтобы касаться его ногой. Читал под музыку. И орешки грыз.

Орешки Эйнар принес. А за пластинками я ходил в твою старую квартиру.

Не будешь сердиться? Я в шкафах немного покопался. Альбом с фотографиями нашел.

Прости, взял без разрешения одну карточку, ты там очень красивая… Правда, с Анри. Я его оторвал (очень аккуратно, если захочешь, сможешь потом обратно приклеить), а тебя теперь с собой ношу. То есть, фотографию твою…»

Письма накапливаются, и иногда, когда нет настроения ни для чего другого, он перебирает их с утра до вечера. Перечитывает, раскладывает по датам. Пытается вспомнить что-то, о чем обязательно должен был написать, но так и не написал…

«…Попробовал сегодня завести автомобиль. Получилось. Так что можно не опасаться, что заскучаю на одном месте.

Запасусь топливом и съезжу куда-нибудь. В Галор, например. Никогда там не бывал.

Но сначала хочу дождаться годовщины нашей свадьбы…»

Затем отсчитать несколько дней, и будет другая годовщина. Ждать останется всего тридцать пять лет…

«Здрвствуй…»

Смятый лист летит мимо корзины.

И еще один.

Руки дрожат, и он то бьет мимо клавиш, то попадает не на ту…

«Здравствуй.

Пишу, чтобы рассказать о том, что случилось сегодня.

Нет, я не назвал бы это событие чем-то невероятным, и не скажу, что ждал его…»

Он закрывает глаза и видит Софи. Она сидит на краешке стола рядом с машинкой, смотрит на него и укоризненно качает головой. Не верит.

Правильно, что не верит.

«…Приходил Холгер.

Мы не виделись с того дня в Итериане, и после всего случившегося я так и не определился со своим отношением к нему. Как правителя и шеара я всегда его уважал, хоть и не часто это демонстрировал, а в остальном все сложно. Я привык не вспоминать о том, что он — мой отец, и его это, казалось, устраивает, но…»

Все действительно сложно, и ему трудно найти нужные слова.

«…если подумать, я вообще ничего о нем не знал до недавнего времени. Да и сегодня немного узнал, кроме того, что он неплохо играет в шахматы…»

Тьен не сразу заметил гостя, и неизвестно, сколько тот простоял в стороне, наблюдая, как он расставляет на установленном на террасе шахматном столике фигуры, а затем, медленно обходя по кругу доску, разыгрывает дебют…

Не исключено, что он был здесь каждый день, с самого начала. Маловероятно, но не исключено…

— Здравствуй, — сказал Холгер.

Тьен кивнул в ответ.

Ждал, что правитель скажет что-нибудь или спросит, тогда, наверное, получилось бы и самому заговорить… Но Холгер молчал.