Третий возраст
Шрифт:
Хорошо, я согласен. Я очень люблю кино.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Тогда доверься мне. Я ещё многих знаю в артистическом мире. Но ты сам понимаешь, что спешить не надо, карьера не делается за два дня. Приходи ко мне почаще, и надо, чтобы я всегда могла тебя найти, если подвернётся подходящий случай. Ты заработаешь миллионы, и твои фотографии будут повсюду. Поверь, у меня есть нюх на такие вещи. У тебя физиономия любви, так это называют.
ЖАН.
"Физиономия любви" – есть такой фильм с Жаном Габеном.
МАДЕМУАЗЕЛЬ
Я знала Габена до войны. Тебе здорово повезло, что встретил меня. Считай, ты родился в рубашке.
ЖАН.
(задумчиво)Посмотрим… (через паузу, наигрывая)Двадцать процентов – по-моему это слишком.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
У меня будут расходы. Прежде всего надо будет заказать хорошие фотографии. И у известного, фотографа, с именем.
Мадемуазель Кора берёт сумочку, достаёт из неё несколько купюр и протягивает их Жано не пересчитав.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА. (ПРОД.)
Возьми. Я знаю хорошего фотографа, Симкена. По-моему, он ещё жив. Он был самым лучшим. И всех снимал: Ремю, Габена, Гарри Бора. Я не заставлю тебя заниматься дикцией, это ни к чему. Ты говоришь, как надо. По-парижски, как уличные парни, это необходимо сохранить. Правильная дикция будет неестественной, насилием.
Жан смотрит на фото Мадемуазель Коры.
ЖАН.
У вас волосы цвета красного дерева.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Каштановые, говорят "каштановые", а не цвета красного дерева. Эта фотография была сделана сорок пять лет назад.
ЖАН.
Вы ещё очень похожи на себя.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Об этом лучше не думать. Дело не в том, что я боюсь стареть, от этого ведь никуда не денешься. Но я очень сожалею, что не могу больше петь. Петь для публики. И это очень глупо, потому что тут важен ведь голос, а не всё остальное, а голос мой ничуть не изменился. Но что поделаешь...
ЖАН.
Могло быть и хуже. Поглядите на Арлетти. Ей восемьдесят лет.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Да, но у неё куда больше воспоминаний, чем у меня, её карьера была куда более долгой. Фильмы с ней ещё показывают по телеку. Ей есть чем жить, думая о прошлом. А моя карьера так быстро оборвалась.
ЖАН.
Почему?
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Война, оккупация, всё это, вместе взятое. Мне не хватило двадцати лет. Пиаф в пятьдесят лет пользовалась всенародным признанием, была гордостью нации, а когда умерла, её провожала вся страна. Я была на этих похоронах. С ума сойти, сколько там было народу. А у меня всё кончилось в двадцать девять лет. Как говорится, не повезло… С ума можно сойти, до чего ты похож на одного человека!
ЖАН.
На кого?
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
На Мориса. Это было давным-давно, ради этого парня я совершила немало безумств, настоящих безумств.
ЖАН.
И что с ним стало?
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Его расстреляли во время Освобождения. Вот только волосы. У него они были совсем тёмные, а ты скорее блондин. Я всегда любила брюнетов, так что тебе бояться нечего.
ЖАН.
В таком случае, не согласились бы вы, мадемуазель Кора, пойти со мной куда-нибудь в один из ближайших вечеров?
Мадемуазель Кора озадачено смотрит на Жано.
ЖАН.
Мы могли бы пойти в клуб потанцевать.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Я вся заржавела, Жано. Это место для молодых... Признаюсь тебе честно, мне больше шестидесяти пяти.
ЖАН.
Извините меня, мадемуазель Кора, но вы рассуждаете, словно туда запрещено ходить несовершеннолетним. Вот месье Соломону, вы его знаете, насколько я понимаю, скоро исполнится восемьдесят пять лет, это человек высокого духа, его не согнёшь. Он одевается необычайно элегантно, каждое утро втыкает цветок в петлицу пиджака, чтобы иметь безупречный вид.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
У него есть кто-то в жизни?
ЖАН.
Нет, только марки и открытки.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Жаль.
ЖАН.
Зато он обрёл безмятежность.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Что за вздор! Безмятежность, она не стоит жизни вдвоём, особенно когда молодость уже ушла. Впрочем, если он хочет портить свою жизнь, это его дело… А что касается нашего дела, то доверься мне, Жано. У меня нюх на актёров. (смеётся)И на парней тоже. Я ещё ни для кого не делала этого, но вот ты...
ЖАН.
Я заеду за вами в среду вечером.
ИНТ. КОМНАТА ЖАНА И ЧАКА ДЕНЬ.
Комната маленькая и бедная. С левой стороны от окна стоит стол заваленный бумагами, с правой стороны – двух ярусная кровать, ближе к зрителям висит боксёрская груша. Жан остервенело бьёт грушу. Входит ЧАК.
ЧАК.
Что, никак злость не выбьешь?
ЖАН.
Чак, ты как всегда вовремя…
Жан сел на кровать.
ЖАН. (ПРОД.)
Я как раз думаю: что мне мешает выбрать одного человека, желательно женщину, чтобы всецело ею заняться и дать ей всё, что в моих силах, вместо того чтобы носиться то туда, то сюда и помогать людям, о существовании которых я до этого и не подозревал.
Чак бросил на стол учебники и залез на свою кровать, над койкой Жана. Голова Жана оказалась между его кроссовками.
ЖАН.
У тебя ноги воняют.