Третья ночь полнолуния

Бондарь Олег Никитович

Еще не осознавая, чего я хочу, я стал быстро, с неистовством, разгребать ломкие стебли высохшего сорняка. Светлана молча наблюдала за моими действиями, и в ее взгляде не было ни удивления, ни интереса.

Когда большая часть холмика освободилась от растительности, в бледном лунном сиянии нарисовался заржавелый контур надмогильного памятника.

Глава двадцать восьмая

Такие могилы с металлической опалубкой и небольшой четырехгранной пирамидкой в изголовье были очень

модными в послевоенное время. Позже им на смену пришли гранитные плиты или памятники из скрепленной бетоном мраморной крошки. Однако, в глубинке до сих пор предпочитали камню металл.

С первого взгляда было видно, что кладбище, на котором мы оказались, давно заброшенное. Не сохранилось ни одной оградки, все вокруг заросло густой, почти в рост человека, травой. И лишь местами, где растительность была пониже, угадывались почти неразличимые холмики.

Ну и что теперь делать?

Логичней всего было убираться подальше от этого места. Ведь даже при нормальных обстоятельствах пребывание ночью на кладбище не сулит ничего приятного. Но… Идти дальше не было сил. Да и куда идти? Мы утратили последний ориентир, а вместе с ним испарилась и надежда.

За целый день мы так ничего и не поели. Остатки курицы, хоть мясо и не испортилось, пришлось выбросить. После того, как по ним промчалась, возможно, всего лишь пригрезившаяся нам орда, мясо вызывало отвращение, и мы, несмотря на спазмы в желудке, так и не смогли к нему притронуться.

Но голод волновал постольку поскольку. Гораздо больше угнетала неопределенность и невозможность осмыслить ситуацию, в которой мы оказались.

Впрочем, наверное, я вру.

Уже и это не волновало. Лично мне было все равно. Хотелось только прилечь и хоть на миг избавиться от окружающего кошмара.

— Я так устала…

Не помню, возможно, это были первые слова, произнесенные девушкой за весь день. Я верил ей. Более того, знал, что это — чистая правда, только, почему-то, реплика показалась совершенно неуместной. Тоже мне, Америку открыла! Можно подумать, я целый день прохлаждался, а она пахал, как негр на плантации…

Да из-за кого я, вообще, влип в эту дурацкую историю?

Если бы не Светлана со своим мифическим дедушкой, я давно бы уже был дома.

Стоп! — щелкнуло что-то в голове.

О чем это я?

Откуда взялась эта несвойственная мне, раздражительность?

Девушка ведь не при чем. Она не напрашивалась ко мне, не пыталась остановить машину, даже отказывалась, когда я предложил помощь. На самом деле — я навязался ей на голову. И винить мне, окромя самого себя, некого.

Грубость так и не сорвалась с моего языка. Огромным усилием воли мне удалось взять себя в руки. Вместо того, чтобы напрасно обвинять Светлану, я обнял ее за плечи, прижал к себе и нежно поцеловал в мокрую от слез щеку.

— Я тоже очень устал…

И сразу, вроде бы, легче стало.

— Мне так страшно.

— И мне тоже.

— Не может быть. Ты такой сильный и смелый…

Какие они глупые, девчонки. А, может, наоборот, умные. Ведь после ее слов я сразу ощутил, как ко мне возвращается утраченная сила.

Тесно обнявшись, мы лежали на мягкой траве, и нас совершенно не смущало, что, вместо подушки, наши головы покоились на чьем-то последнем пристанище.

— Разгадать бы, что с нами происходит?

— Мне кажется, я знаю, — очень тихо молвила Светлана. Но для меня ее слова прозвучали, словно гром с ясного неба.

Глава двадцать девятая

Можете представить мое изумление? Я тут места не нахожу, ломаю голову, пытаясь разобраться в происходящей чертовщине, а она, оказывается, знает.

И молчит…

— Нет, — наверное, уловив ход моих мыслей, поспешила поправиться девушка. — Для меня все, что происходит, так же странно и ужасно, как и для тебя. Я ничего не могу объяснить. Просто, нечто подобное я слышала от своего дедушки. Да и бабушка, покойная, когда я была маленькой, несколько раз рассказывала странную историю, которая произошла с ними в молодости.

— Так не мучай меня, рассказывай! — взмолился я.

— Это случилось в начале двадцатых голов. Дедушка с бабушкой только-только поженились. Дед тогда батрачил на мельнице. Каждый день ему нужно было добираться пешком до места работы километров пятнадцать. Работа была сезонной. Основной наплыв клиентов после уборки урожая. Заканчивали помол глубокой ночью, а очередь к мельнице выстраивалась с раннего утра. Целые вереницы груженных пшеницей возов с окрестных сел выстраивались вдоль дороги.

Обычно, когда было много работы, а это — разгрузить, погрузить, сил, чтобы добраться домой не оставалось, и дедушка ночевал на мельнице.

Так он хотел поступить и той ночью, но смутная тревога закралась в сердце и ни на миг не отпускала. Он не выдержал и отправился домой.

Дедушка уже почти добрался до села, когда, неожиданно, перестал слышать. Исчезли все звуки. Он испугался, подумал, что оглох. Но это было только начало. Воздух утратил прозрачность, словно надвинулся легкий туман, дышать стало тяжело, как при сильном морозе…

— То же самое, что чувствуем и мы…

— Да. Потому я и вспомнила эту историю… К стати, тогда, как и сейчас, было полнолуние. И луна была настолько яркой, что без труда можно было разглядеть самую мелкую пылинку под ногами. Но только под ногами. На расстоянии нескольких шагов все было укрыто легкой полупрозрачной дымкой…

Так вот, когда дедушка уже почти добрался до деревни, он вдруг с ужасом обнаружил, что не узнает окружающей местности. Заблудиться он не мог. Ведь он столько ходил той дорогой, что мог с закрытыми глазами дойти домой. И все же… Все вокруг казалось чужим и незнакомым. Вроде бы то же самое, только в переломленном виде, словно отражение в кривом зеркале. И расстояние не то, и расположение, и размеры…