Третья раса
Шрифт:
— Давай-ка свяжемся с ними, Копуха.
— Что такое? — заволновался я, почуяв недоброе.
— Да погоди ты! Я давно не бывал в этих водах, так что ни в чем не уверен. Дай мне эфир.
— Не могу! Меня уволят на фиг, за то, что на станции посторонние.
— Ну так сам включись, барракуда тебя дери!
— И что я им скажу? К тому же я не знаю, по каким позывным к ним обратиться.
— Эх, понабирали детей в охотники, — вздохнул Долговязый. — А ведь этот еще один из лучших! В аварийных случаях можно использовать класс судна в качестве позывных. Это раз. Во-вторых, узнай, будь
— А что там?
— Насколько я знаю, переменно затопляемый риф. Конечно, его могли взорвать с тех пор, когда мы с Кривоносым тридцать лет назад на него налетели, но все же на месте капитана…
Я не стал дослушивать, включил аварийную волну и склонился над микрофоном:
— Здесь станция «Тапрабани»! Транспортник «Риф», ответьте станции «Тапрабани»!
— На связи «Риф», — ответил в динамиках незнакомый мужской голос по-русски с сильным акцентом. — Мы следуем курсом на вас, все в порядке.
— Вы знаете о затопляемой банке в локальном квадрате В-10?
— Нет. На карте ничего подобного нет. Откуда информация?
— Я бывал в этих водах, — соврал я.
— Хорошо, я проверю сонаром, — ответил капитан. — Спасибо за информацию.
Я вытер пот со лба и откинулся в кресле. Через минуту капитан снова вышел в эфир:
— «Тапрабани», ответьте «Рифу» 2410.
— На связи, — придвинулся я к микрофону.
— На сонаре нет никакой банки. Второй помощник говорит, что ее снесли лет тридцать назад. Это в каком же возрасте ты бывал в этих водах?
Мне стало так стыдно за вранье в аварийном эфире, что щеки запылали.
— Ну я же не лично ее видел. — Оправдание придумалось неожиданно быстро. — Я бывал в этих водах год назад, и моряки говорили об этой банке.
— Понятно. Хорошая у тебя память на координаты. Еще раз спасибо, мы идем к вам.
Я отключился и косо глянул на Долговязого. Тот виновато пожал плечами, мол, с кем не бывает? Однако мне от его оправданий было не легче. Это был повод выпроводить его со станции без особенных церемоний.
— Скоро они будут здесь, — начал я в надежде, что Долговязый поймет намек.
И он понял. Чего уж тут не понять?
— Ладно, Копуха, — подмигнул он. — Если меня здесь застанут, тебе хороших слов мало скажут. Так что я, наверно, отчалю. Проводишь?
— Конечно, — у меня все-таки защемило сердце. — Хочешь еще бутерброд?
— Нет, спасибо. И так посидели неплохо. Если вдруг понадоблюсь, вот сетевой адресок «Рапида». Я на нем часто шатаюсь вдоль Суматры и Новой Гвинеи.
Он достал из кармана визитку с выгравированными на пластике данными. Карточка была не дешевой — по краю я заметил тонкую сигнальную полоску для прямой передачи данных в компьютер.
— Спасибо.
Щурясь от ветра и соленых брызг, мы покинули сторожевую вышку, спустились по лестнице и выбрались в эллинг. Долговязый скомандовал отдать концы, взбежал по трапу и помахал рукой с борта «Рапида». Хорошо, что он не мог вблизи видеть моего лица, потому что глаза мои наверняка поблескивали от навернувшейся влаги. Ясно ведь было, что Долговязого я больше никогда не увижу. Всегда грустно выкорчевывать из души обломки прошлого. Но это были
Ворота эллинга распахнулись, «Рапид» запустил турбины и на самом малом ходу начал осторожно пятиться к бушующим снаружи волнам. Я дождался, когда корабль благополучно покинет внутреннюю акваторию и только после этого шмыгнул носом. Проклятые слезы помимо воли покатились из глаз. Наконец-то ворота закрылись, главные прожектора начали медленно меркнуть и мне пришлось постоять немного, чтобы освоиться в полутьме.
И вдруг до слуха донесся протяжный свист и несколько коротких дельфиньих щелчков. Я удивленно обернулся и разглядел за решеткой вольеры Тошкину морду. Похоже, он хотел перекинуться со мной парой фраз, но я сейчас не был настроен трепаться. В конце концов, в мои обязанности не входило общение с дельфинами, а еще точнее никто мне карточку от коммуникатора не выдавал. Так что переживут.
Ветер снаружи настолько окреп, что порывом меня чуть не сбило с лестницы, когда я поднимался в сторожевую башню.
«Ну и разгулялась буря» — подумал я, протискиваясь внутрь, где было тепло и сухо.
Усевшись за пульт, я глянул на монитор, куда проецировалось изображение с орбитальной «линзы», и оторопел. Все было на месте — пенное побережье Суматры, белая бусинка «Тапрабани»… Только Леськиного транспортника не было видно. Нигде.
Глава 6
Катастрофа
Первые несколько минут я вообще не знал, что делать. Растерялся, и все. Я даже не попробовал вызвать судно, поскольку было ясно — если корабля не видно со спутника, то где ему быть, кроме как под водой? Наверное, только минуты через три тихой истерики я догадался переключить монитор в режим отображения радиоспектра, чтобы иметь возможность хоть приблизительно понять рельеф дна. На экране отобразилась карта глубин, размеченная разными цветами для точности. У меня сердце остановилось — на остатках взорванного рифа, на глубине около тридцати метров, лежал на боку средний транспортник. Где была Леська, я видеть не мог, но вариантов не много — либо на поверхности океана среди сокрушительных волн, либо внутри корабля. Второе не означало верную гибель, если отсеки задраены по штормовым правилам. В этом случае вода могла попасть только в трюмы и в полости внешнего корпуса, оставив отсеки с людьми незатопленными. Но средний транспортник — это вам не батиплан. В нем нет системы регенерации воздуха, так что просидеть там можно всего ничего — пока кислорода хватит. Если же корабль разломился, и люди оказались снаружи…
Об этом не хотелось и думать, потому что в такую бурю среди волн не выжить без специального снаряжения. И все же, как ни страшно такое признать, вариант с разрушением корпуса казался мне единственной причиной катастрофы. Просто борта не выдержали натиска волн. Такое бывает. И тогда свирепая стихия, ворвавшись в образовавшуюся трещину, распирает ее, рвет, крушит бортовые листы, в конце концов переламывая корпус на части. Достаточно капитану чуть ошибиться с углом направления хода относительно ветра — и все. При таком шторме этого более чем достаточно.