Третья рота
Шрифт:
Когда их, хорошо одетых, бросили в бой, была роса, и они, чтобы не испачкаться, не пожелали ложиться на землю… Много их покосили тогда пулемёты красных.
Пушки тупо, монотонно и всё из одного места бьют по железнодорожной линии на Старо-Константинов и Деражню… Это две самые крайние точки, до которых наши сумели основательно продвинуться.
Когда взяли Деражню, казаки окружили у эшелона отставшего мадьяра, заметив их, он схватил гранату, снял с неё кольцо и прижал к щеке… Ему оторвало голову…
Мы всё кружили между Деражней и Проскуровом…
Главный врач Акулов был такой: когда красные
А главный врач, получавший денег больше всех, говорил, что каждый должен стоять сам за себя. Он был очень скуп. Только со мной не скупился, потому что я часто читал ему свои стихи, и ему очень нравилось меня слушать. С нами был и поп. Неприятный, мелочный человек. Когда раздавали хлеб (а давали нам его очень мало), он норовил отрезать себе побольше. Когда же красные приближались, он хватал свой чемодан, заполошенно бегал по хате и кричал:
— Да куда ж его? Ой, боже ж мой! Да куда ж его?..
Врач Акулов относился ко мне хорошо ещё и потому, что я выходец из рабочих. Несколько раз мы всем околотком хотели перейти к красным.
Отступаем на Каменец на Подоле. Лето. Наш обоз продвигается медленно. Вдруг низко над землёй появляется самолёт — и от него отделяется что-то блестящее. Все — врассыпную.
Я же бегу прямо на этот блеск, ведь он бумажный. Радостный, несусь по хлебам, через заболоченный овражек…
Листовки…
Я схватил две. И пока подбежали хлопцы, которые уже всё поняли, я успел прочитать.
Одна оказалась воззванием: «Все в Красную Армию», а вторая: «Приказ рабоче-крестьянской Украины по петлюровской армии». В ней было написано приблизительно так: «Сдавайтесь. Вы окружены. Переходите группами с белыми флагами. Мы знаем, что вы обмануты Петлю-рой. Если же вы станете защищаться с оружием в руках до конца, то никому из вас пощады не будет».
Подписей не помню.
Отступаем на Каменец.
В газетах часто писали про старшин, которые с большими деньгами убегали за границу. Наш полковник Виноградов тоже хотел с большими деньгами сбежать за границу. Но казаки арестовали его и расстреляли. Это было так.
По раскисшей дороге два казака вели нашего полковника. Он, словно это его не касалось, шёл впереди конвойных с руками в карманах и задумчиво склонённой головой. Он был кубанцем, и очень боевым. Он любил издеваться над красными. Один казак из конвоиров тихо навёл карабин на затылок полковника… И не стало Виноградова… Только шапка подпрыгнула вверх и упала, полная крови, на мёртвое тело. А две бабы, проходившие мимо, с перепугу сели прямо в грязь.
Большевикам осталось лишь прикрыть отдушину между Смотричем и Каменцем, и нам — крышка. Как вдруг в эту отдушину хлынула галичанская армия, изгнанная из Галиции поляками. Они перешли Збруч, и, когда наши в панике бежали назад, послышалось «Стой!», и в наши цепи синими фигурками влились галичане…
Красные подумали, что это немцы, и стали беспорядочно отступать.
ХLIII
Что
По полкам был разослан приказ о том, что национально сознательных казаков с образованием выше четырёх классов гимназии направлять в Житомирскую юнацкую школу, которая тогда находилась в Смотриче.
Есаул полка долго не хотел давать мне командировку, но я его упросил.
Конечно, если бы в школе были экзамены, то я бы провалился, но мне поверили на слово, и я стал «будущим старшиной». Случилось это в июне 1919 года. Мы стояли в Смотриче.
Когда проходила мобилизация, меня поставили на мосту проверять документы у селян. Я ни у кого документов не проверял. Все проходили мимо, а я стоял и мечтал о Констанции… Одному дядьке, хотя и знал, что он будет стрелять в нас, а не «в ворон на огороде», как он говорил, я дал обойму патронов. За это он обещал мне принести хлеба, но хлеба не принёс. Обманул меня.
Когда мы вместе с деникинцами взяли Киев, было пышное празднование. Нас выстроили на площади, и наш сотенный Зубок-Мокиевский, говоривший с русским акцентом, заявил нам неискренне-притворно, что в Киеве кацапов не осталось. Кацапами он считал большевиков. Кем же тогда, по его мнению, были деникинцы, которые вместе с нами вошли в Киев?..
Этот Зубок-Мокиевский был знатоком своего дела. С помощью цифр он доказывал нам, что войн на планете становится всё больше. Он был поэтом милитаризма.
Форма у нас была такая. Жёлтые сапоги, синие галифе с белыми тоненькими кантами, френчи защитного цвета с наплечниками (обыкновенные погоны «в зародыше») и фуражки немецко-польского образца с тупыми козырьками. У старшин всё было такое же, только лампасы на галифе широкие, серебряные знаки отличия на рукавах, серебряные воротники и такие же хлястики на фуражках.
Военный устав, утверждённый Симоном Петлюрой, был просто переводом с немецкого.
Зубок-Мокиевский говорил нам, что армия должна лишь воевать или готовиться к войне, а политика не её дело. Армия должна быть аполитичной и по военной технике быть армией европейской. В Смотриче юнаки (ещё до моего поступления в школу) подавили погром, учинённый нашим конным полком (забыл его название). Было расстреляно 25 кавалеристов. Евреи целовали юнакам руки.
Да. Ещё в санпоезде читаю я русскую книжку. Ко мне подходит старшина и говорит: «Почему вы читаете кацапскую книжку? Ведь мы с кацапами воюем».
Я ему ничего не ответил. Не мог же я сказать, что мне просто нечего читать, а книжка интересная. Его не проведёшь.
«Учітеся, брати мої, думайте, читайте. I чужому научайтесь, І свого не цурайтесь» [12] .
В азарте борьбы он даже и это забыл. Но со старшиной не спорят.
А Зубок-Мокиевский на учениях, когда можно было отдохнуть и перекурить, говорил нам:
12
Из поэмы Т. Г. Шевченко «И мёртвым, и живым…».