Треугольник
Шрифт:
12
«Иди, Мартирос, иди, не останавливайся, иди, иди…» — подгонял себя Мартирос. Он и сам не знал, что за настойчивая сила гонит его, не знал, куда это он должен идти, куда и зачем…
Но Мартирос шел, шел, все дальше и дальше… Он прошел Орлеан, Шательро, Пуатье… В Пуатье ему попалась навстречу закрытая карета. Он с удивлением заметил, что карета едет без лошадей. И захотелось Мартиросу понять, каким же это образом может двигаться карета без лошадей… Когда карета приблизилась, Мартирос увидел, что сзади ее подталкивает старик в рубище, с кудрявыми волосами
— Помоги ему толкать карету, — сказал старик, с тонким аристократическим лицом и бросил Мартиросу золотую монету. Мартирос поднял с земли монету и занял место рядом с кудрявым бородатым стариком.
И они стали толкать карету вместе.
Вначале Мартиросу было трудно, потом он привык, и ему даже понравилась эта работа и сознание того, что от твоего прикосновения приходит в движение целая карета.
— Кто такие? — спросил Мартирос у кудрявого старика.
— Люди, — ответил тот.
— Разумеется, — сказал Мартирос.
— Откуда идете? — снова спросил Мартирос.
— Оттуда, где лошади сдохли…
Мартирос ни о чем больше не спрашивал. Он смотрел то на задок кареты, где были изображены два кентавра, то на колеса, то на свои рваные брюки и износившиеся башмаки.
— Тебе сколько лет? — снова прервал молчание Мартирос.
— Сто, — не задумываясь ответил старик с кудрявой бородой.
— Сто? — изумился Мартирос.
— Да, сто, мне давно уже сто лет… — уверенно сказал старик. — В жизни человека наступает минута, когда ему делается сто лет… но не всякий может стать столетним… Если бы все могли доживать до ста лет, на свете не было бы несчастья… весь секрет в этом…
— А ты не устал? — спросил Мартирос.
Столетний его собеседник улыбнулся и перевел разговор на другое:
— Я всегда толкаю красивые кареты…
— Ты нищий?
Старик удивленно посмотрел на Мартироса.
— Каждый из нас король… никогда не грусти оттого, что ты беден, и даже если ты нищий, все равно не грусти. В тебе сидит король. Одна из ветвей твоей родословной непременно имела короля. Все мы короли и нищие. Ты тысячу лет назад был королем, я сто или немногим ранее, а может, позже, не в этом дело. И сегодняшний король непременно станет нищим. Умные короли всегда думают о том времени, когда они станут нищими. И нищие тоже думают — один о том, что он когда-то был королем, другой о том, что королевство его еще ждет. Если ты напряжешь свою память, ты вспомнишь, был ты уже королем или тебе это еще предстоит… Это относится и к вам, короли!..
Старик закончил свою тираду, произнесенную под стук колес, и рассмеялся.
Весело было с ним. Он рассказал Мартиросу множество историй и рассказывал их до тех пор, пока карета не добралась до корчмы. У Мартироса от усталости уже подгибались колени.
Старик с кудрявой бородой и Мартирос зашли в корчму, выпили пива, потом легли, заснули в одной комнате, а наутро каждый из них продолжил свой путь: старик пошел толкать карету, а Мартирос зашагал к Испании, к могиле святого Иакова.
13
Мартирос,
К вечеру над стогами у дороги повисло большое красное солнце.
Мартирос задумчиво или, вернее, рассеянно, еще вернее — устало и равнодушно остановился посреди дороги и не знал, куда идти и что делать. Он сделал шаг влево и остановился, оглянулся, подумал, сделал несколько шагов вправо и снова остановился, потом повел глазами — в самом деле, куда идти?.. Продолжать дорогу или же вернуться домой, в монастырь, который так далеко отсюда, да и хватит ли сил дойти, он ведь даже не знает, в какой стороне Ерзнка… Вперед идти легче, потому что так хоть какая-то воображаемая цель есть…
И в эту минуту горестных раздумий Мартирос вдруг увидел торчащие из стога ноги… В полосатых чулках, большой палец на одной ноге высунулся…
— Здравствуй, Томазо!.. — радостно заорал Мартирос ногам, которые мгновенно скрылись в сене.
— Это я, Томазо, я — Мартирос!..
Ноги снова вынырнули из сена, потом показалась и голова — это был действительно Томазо.
— Сеньор Мартирос! — крикнул он, прыгнул на Мартироса, и они вместе повалились на землю, и некоторое время слышны были бессвязные восклицания и отдельные слова, потом Мартирос с Томазо сели, перевели дух и посмотрели-посмотрели друг другу в глаза.
— Ты все еще скрываешься, ты от кого-то бежишь, Томазо? — спросил Мартирос.
— Скрываюсь, — сказал Томазо, — бегу. Сначала бежал на север, теперь на юг пробираюсь. Меня испанцы еретиком объявили… видел, как сжигают на кострах еретиков?..
— На юге тоже сжигают… — сказал Мартирос. — Куда же ты пойдешь?..
Томазо беспечно улыбнулся, словно опасность не к нему относилась, и посмотрел на высунувшийся из чулка большой палец.
— А мы сейчас у него спросим, вон он как всюду суется, все ему надо знать… — И обратился к пальцу шутливо: — Мой дорогой, мой длинный и нетерпеливый палец… ты моя судьба…
— Идем в горы, — сказал Мартирос. — Будем пробираться через горы к морю. Море большое, ласковое…
Томазо с минуту подумал, потом повернулся на север и сказал:
— В путь, дружище…
И Мартирос с Томазо двинулись вперед.
Село было освещено языками пламени, все кровли отсвечивали красным.
— Чучела еретиков сжигают, — сказал Томазо, — меня в этих краях хорошо знают…
— Что, речь держал? — рассмеялся Мартирос.
— Нет, выражение лица кое-кому не понравилось, — сказал Томазо. — Мне здесь показываться нельзя… И как назло — свет от костра яркий, спрятаться негде. — Потом подмигнул Мартиросу. — Подожди-ка.