Трэвелмания. Сборник рассказов
Шрифт:
Я вот знала, знала – не будет покоя от этой дамочки: слишком шумна, слишком много было её в аэропорту.
– Ханами, – буркнула я, опасаясь локтя соседки.
– Развод, – протянула она навстречу ладошку и ухмыльнулась. Я машинально пожала. В удивлении. Что-то не пойму, то – свадьба, то – наоборот. Нет, она всё-таки добилась внимания к своей особе. Воспользовалась этим на всю катушку.
– А ты, значит, цветением летишь любоваться? Ну-ну. Мне Тахирка рассказывал. Он много чего говорил, ага. Японец, а знатно приседал, совсем как наши. Мы с ним на сайте познакомились. У него дед или прадед, не поняла, при посольстве служил, так что внуки и русский знают, и в России бывали. Прикинь? Короче, слово за слово, полгода как в угаре.
Я спокойна.
Я самая сдержанная женщина в мире.
Я невозмутима как тысячи японцев. Почему ж Верку-то не в Парагвай занесло…
– И никогда я замуж не хотела, чего я там не видела? Носки стирать? Хоть и японские. Или роллы ему крутить, ага. Здрасте-пожалуйте, ещё я не возилась с ихними суши. Но, он так, гад, красиво удон свой на уши вешал, что я и растаяла. Наплёл с три короба и корзинку, что сама не поняла как – поймалась птичка в сети. Притом виртуально, прикинь. Я думала понарошку, прикалывается. А оно всё по серьёзке оказалось! Поженились мы. По интернету! – она снова открыла галерею в телефоне.
Нам робко в ответ улыбался японец.
– Ууу! Пригрела змею на своей груди! Везу с собой, не удалишь – а вдруг не узнаю? Ну ничё. Встретимся – разберусь. Думаю, аразводиться: поеду по-настоящему. Когда ещё на халяву в Японию попаду? Правда, Тахирка ни сном, ни духом. А чё он хотел? Будет знать, как маленьких дурить!
«Подумаю об этом
мире бренном,
как осыпаются цветы
– уходит всё.
И я, как те цветы,
исчезну в нём мгновенно,
но где искать судьбу
другую мне…»*, – чудны дела твои, господи. Или как говорят в Японии – мне Верка часто это повторяет – «То, что каждый имеет, является всем, в чем он нуждается».
Я не поняла, с чего соседка вдруг полезла в свой баул перед посадкой, но:
– Кажется, кошелёк украли, прикинь? – в её голосе столько растерянности. – Видать, в аэропорту. Или в кафешке забыла, вот растяпа! Что теперь делать буду? Можно я тебе на коленки сумку вытряхну?
Да твою ж дивизию! Чувствую, не только Тахирке достанется, но и нам с Верчиком, пока мы попутчицу доставим в его японские рученьки. Или что там у змеев бывает?
А, может, это и к лучшему. Шанс. Спасёт даму сердца из трудной ситуации, глядишь – сладится. Не знаю, как там у меня с моим капитаном сложится после храма, но Тахиро-сан походу уже помолился духам. Оконинуси-но-Микото* – точно.
– Вытряхивай, – разрешила.
Я спокойна.
Я совершенно спокойна.
Я в отпуске. Здравствуй, Япония!
Примечания.
* стихи японских поэтов из интернета, разные авторы и источники.
*бог любви.
Наталья Литвякова @natalia.litviakova
Возвращение в Токио
Перелистываю страницу. Воздух наполнен солнцем и криками чаек. Временами хочется покрутить ручку приёмника и сделать голоса птиц немного тише. Оставить только шум моря, он напоминает мне шуршание бумаги. Может, поэтому я люблю книги так же сильно, как море.
Мама думала самолётом. Из Владивостока два с половиной часа, и ты в Токио. Я же выбрал паром: неполных три дня пути, а за бортом синяя кричащая вселенная. Можно насладиться пейзажами и выветрить из мыслей ненужную суету, заглянуть краем глаза в Южную Корею. Мама, в конце концов, сдалась.
Мама никогда не хотела замуж, но под напором родителей сдалась и после мечтала лишь об одном: развестись. Работала она переводчиком с японского. И, когда подвернулась возможность уехать в командировку в Токио, тут же согласилась.
Весна. Цветение сакуры. Случайный прохожий, предложивший показать Токио. Мать не была импульсивной, но именно тогда все и случилось. На следующий день он не пришёл на встречу, и на следующий день тоже. Телефонами они обменяться не успели. Единственное, что у неё осталось, это томик стихов, который отец подарил ей.
Приехав во Владивосток, мама подала на развод, а через девять месяцев появился я, точная копия своего японского отца, вот только глаза немного светлее. Она назвала меня Макото. С японской внешностью и именем в школе мне пришлось не сладко, но я выдержал. Матери тоже было нелегко. С работы пришлось уйти и устроиться переводчиком документации в порту.
Отплываем из Тонхе. Переворачиваю страницу.
– Макото, - мама присаживается рядом, - думаю, она должна быть у тебя.
– Протягивает мне потертую книгу.
– Не нужно, мам. Это же твоя единственная память об отце.
– Моя единственная память о твоём отце - это ты.
– Надо было лететь самолётом, - говорю ей.
Эта поездка для неё так важна. Пройтись по местам, где она бродила с отцом. Вспомнить ту весну, которая навсегда изменила её жизнь. Благодаря которой появился я.
– Так даже лучше, - говорит мать, - мне нужно собраться с мыслями.
Она встаёт и вглядывается в горизонт. Вижу, как на её щеке сверкнула слеза воспоминаний. В море на одну грусть стало больше.
Мне недавно исполнилось восемнадцать, но я пока не нашёл своего места в жизни. Я тоже знаю японский и уже вырос из того возраста, когда путешествуют с матерью, но уступил. Первое, что я сделал перед поездкой, - набил себе змею в японском стиле: яркую, красочную, на всю руку. Мне они всегда нравились: мудрые и опасные, способные, как излечить, так и мгновенно убить, пугающие и восхищающие. Может, это поможет мне определиться, понять кто же я. Японец? Русский? Во мне будто живут сразу две души. Одна мечтает насладиться цветением сакуры, другая без ума от маминого борща. Маму змеи пугали, и она промолчала, понимала, что в нашей жизни надо что-то менять. Она выбрала путешествие, я - тату. Теперь, когда рука зажила, Япония будет первой страной, которая её увидит. Переворачиваю страницу.