Треволнения одного китайца в Китае
Шрифт:
Такие похороны не являются чем-то необычным в Китае. Описанное выше можно часто наблюдать на улицах Кантона, Шанхая, Пекина. Китаец видит в этом лишь дань уважения к умершему.
Вскоре в дом Цзинь Фо доставили большой короб из Лючжоу с великолепным гробом. Никто из присутствующих — ни Ван, ни Сун, ни слуги — не выказали по этому поводу удивления. Приходится повторить, что нет китайца, не желавшего заранее приобрести ложе, в котором позднее он будет предан вечному покою.
Гроб поместили в Комнату предков. В этот вечер Цзинь Фо решил окончательно и бесповоротно расстаться с жизнью.
Днем ранее он получил отчаянное письмо от Лэ У. Та писала, что любит его и богатство для нее ничего не значит. «Разве
Ничто, однако, уже не могло поколебать Цзинь Фо.
«Только моя смерть обеспечит ей приличное существование», — подумал он.
Но где и как сделать это? С каким-то наслаждением Цзинь Фо прокручивал в голове различные варианты, надеясь, что какое-нибудь мимолетное чувство страха или волнения заставит его сердце биться быстрее.
В саду вокруг дома возвышались четыре великолепно украшенных павильона. Назывались они многозначительно: Счастье (Цзинь Фо сюда никогда не заходил), Богатство (на это сооружение он время от времени посматривал), Удовольствие (двери сего здания были всегда закрыты) и, наконец, Долгая жизнь. Именно отсюда наш герой вознамерился уйти в мир иной. Оставалось только решить, как умереть? Сделать харакири, [35] повеситься на тонком шелковом шнурке, как это делают знатные мандарины, вскрыть вены в благоухающей ванне подобно древнеримским эпикурейцам? Нет! Во всем этом было что-то грубое, обидное и неприятное. Одного или двух зерен опиума, смешанных с небольшим количеством яда, будет достаточно для безболезненного и верного перехода в царство теней.
35
Харакири — вульгарное от «сэппуку»; японское ритуальное (обрядовое) самоубийство.
Солнце клонилось за горизонт. Цзинь Фо оставалось жить несколько часов. Ему захотелось в последний раз прогуляться по пригородам Шанхая, пройтись вдоль реки. Один, ни разу за весь день не повидав Вана, он вышел из дому и своим обычным неторопливым шагом пересек часть английской концессии, затем, перейдя мост, ступил на французскую территорию, прошелся вдоль набережной, обогнул крепостную стену и приблизился к католическому храму — самому высокому зданию в южном пригороде Шанхая, потом повернул направо и по дороге поднялся к пагоде Лун Хуа. [36]
36
Пагода Лун Хуа (Цветы дракона) построена примерно в III веке. Имеет семь этажей; по буддийским поверьям нечетное число — счастливое.
Внизу, вплоть до горизонта, где виднелись горы, простиралась широкая и плоская болотистая равнина, превращенная каждодневным титаническим трудом многих поколений китайцев в огромное рисовое поле. Длинные, прямые линии каналов пересекали ее с разных сторон. Кое-где на приподнятых участках земли золотилась пшеница. Встревоженные случайным прохожим, остервенело лаяли собаки, испуганно блеяли маленькие белые ягнята, возмущенно крякали утки и раздраженно гоготали гуси.
В общем-то вполне естественная, привычная взору китайца картина. Однако непосвященного шокировала бы одна деталь: повсюду сотнями лежали гробы. Кучи, пирамиды продолговатых ящиков. Пригороды всех китайских городов представляют собой огромные кладбища. Земля стонет от избытка мертвецов, как, впрочем, и живых.
Говорят, что с давних пор существует запрет на захоронение гробов до тех пор, пока определенная династия занимает императорский трон! Но ведь это может длиться сотни лет! Как бы там ни было, трупы спокойно лежат в новеньких свежепокрашенных, старых полусгнивших, покрытых пылью гробах и годами ждут погребения.
Цзинь Фо продолжал не спеша, глядя прямо перед собой, двигаться вперед, не замечая двух иностранцев европейского вида, неотступно идущих за ним от самого дома. Несомненно они следили за нашим героем. Это были молодые люди среднего роста, хорошо сложенные, с мягкой кошачьей походкой.
Наконец Цзинь Фо повернул обратно, сыщики последовали за ним. По дороге китаец встретил двух или трех нищих и подал им милостыню. Чуть дальше тропинку пересекли несколько китаянок, приобщенных к вере Христовой французскими сестрами милосердия. Они несли за спиной короба, в которые собирали вещи для сиротских домов. Этих подвижниц так и называли — детские тряпичницы.
Цзинь Фо отдал сестрам все содержимое своего кошелька. Двое сзади сильно удивились столь щедрому подарку.
Незаметно стало вечереть. Были слышны человеческие голоса. Кто-то пел. Цзинь Фо прислушался. Может, это последняя песня, которую он слышит на земле.
По реке на маленькой лодке плыла молодая девушка и пела:
Мой белый кораблик цветами украшен,В разлуке с любимым безрадостны дни,Ему Провиденье дорогу укажет,Спаси его, Господи, и сохрани.Ты наша опора, наш вечный маяк,Молю, разгони на пути его мрак.Цзинь Фо покачал головой. Девушка продолжала петь:
Любимый далеко, в стране чужой и дикой,За сопками дацзы и за стеной Великой. [37] Трепещет вся душа, а ураган ревет,Отвагою дыша, любимый вдаль идет.37
Имеется в виду Маньчжурия.
Цзинь Фо безмолвно слушал. Песня заканчивалась:
Сокровищ ищешь ты, но призрачны они.Что, если вдалеке твои прервутся дни?Приди, отец готов благословенье дать,Вернись, ведь жизнь идет, любовь не может ждать. [38]— Да, девочка, может, и права, — пробормотал Цзинь Фо. — Богатство еще не все! Но и без него жизнь бессмысленна!
Через полчаса наш герой вошел в ворота своего дома. Сыщики остались за оградой. Китаец спокойно отправился к павильону Долгая жизнь, открыл дверь и оказался в небольшом, мягко освещенном помещении. На столике из цельного куска нефрита стоял флакон с растворенным в яде опиумом.
38
Стихи даны в переводе С. Соложенкиной.
Китаец взял с полки два зернышка дурмана и положил их в длинную трубку, которой обычно пользуются курильщики-наркоманы.
«Черт побери, — подумал Цзинь Фо, — через несколько минут я умру — и никаких эмоций!»
Он поколебался секунду. Потом, бросив трубку на пол, так что она вдребезги разбилась, воскликнул:
— Нет! Я хочу испытать волнение! Я должен! Я хочу! И так будет!
Выйдя из павильона, Цзинь Фо быстрым шагом направился к Вану.
Глава VIII