Тревожное лето
Шрифт:
— Вот, Егор Иваныч, — начал с порога Барсуков, — взяли бандюгу. Упирался, правда. — Барсуков сиял. — Но ничего, мы с ним быстро, р-расс — и скрутили.
Лепетюха скромно сел у двери на лавку, держа наготове губановский пистолет. Он втайне надеялся, что Шершавов изумится, когда узнает, как они вдвоем, можно сказать безоружные, захватили вооруженного бандита.
— Здорово зацепило, Егор Иваныч? — сочувственно спросил Барсуков, усаживаясь рядом с Шершавовым, как равный по должности.
Шершавов снова поморщился.
— Обойдется. Так, царапина. — А сам во все глаза рассматривал задержанного. Тот радостно улыбнулся Шершавову и попросил:
— Пусть развяжут руки.
— Я те развяжу, — пригрозил Барсуков. — Ты давай выкладывай все про свою банду.
По улыбке Губанова Шершавов сразу понял, что тут что-то не то. Настоящий бандит не стоял бы так и не улыбался.
— Кто ты? — спросил Егор Иванович и взглядом потребовал от Барсукова, чтоб тот не мешал.
— Да развяжите руки, — попросил Губанов, — никуда и от вас не убегу.
— Развяжи, — приказал Шершавов.
Лепетюха нехотя повиновался.
— А теперь, — все с той же радостно-снисходительной улыбкой произнес Губанов, разминая кисти рук, — пусть они выйдут. Иначе я не скажу ни слова.
Барсуков заволновался. Лепетюха даже рот разинул. Только Шершавов оставался спокоен.
— Выйдите, хлопцы.
Хлопцы, кипя негодованием, пошли к двери. Барсуков обернулся у порога:
— Я это так не оставлю... Мы, понимаешь, рисковали своими жизнями, понимаешь, а вы тут антимонию разводите.
Шершавов сделал знак здоровой рукой, мол, закрой с той стороны дверь.
— Ну и что дальше? — спросил он у Губанова.
Тот опустился на табурет, на котором только что сидел Барсуков.
— Давайте познакомимся. Губанов Андрей Кириллович, старший уполномоченный губотдела ГПУ. Направлен к вам товарищем Хомутовым. Шершавов минуту-другую моргал, позабыв про пекучую боль в руке. Потом переломился вдвое и, уронив голову на стол, захохотал. Смеялся и Губанов. Шершавов шлепал ладонью по столешнице и не мог уняться. Потом, рассматривая шелковку с печатью за подписью Карпухина, утирая слезы, он, еще не успокоившись, с придыханием повторял:
— Поймали, а? Б-бандита, а? Ну и ст-тервецы, кого поймали! Н-ну и орлы! Ж-жизнью рисковали, а?! Ну ты извини, товарищ Губанов, что получилось нехорошо. Значит, бандита упустили, а чекиста взяли?
— Ну ничего, бывает, — согласился Губанов, свертывая папироску.
Они долго говорили, потом Шершавов вышел на улицу и привел с собой героев дня.
— Вот что, хлопцы. Этот товарищ из губотдела ГПУ, прибыл к нам на помощь. Никому ни слова о нем. Поняли? Вы его не видели никогда в жизни и не знаете. Как будто ничего меж вами и не было. Действовали вы решительно и смело, но настоящего бандита все же упустили.
Хлопцы стояли понурясь, не смея поднять глаза.
— ...Оружие вернуть.
Кешка положил на угол стола браунинг. Губанов поднялся.
— Ладно вам. Бывает и не такое. — Подал руку Лепетюхе: — Давай знакомиться.
Кешка сконфузился, но ответил крепким пожатием:
— Кешка. А это наш секретарь комсомольской ячейки Барсук Лешка.
Барсуков недовольно толкнул его в бок, мол, лезешь по туда, куда надо.
— Алексей Антонович Барсуков, — четко представился он. — Секретарь комсомольской ячейки. А здорово вы меня шарахнули, — потрогал опухший нос. — Вы уж, нас извините, товарищ, — просительно произнес. — Кто ж знал...
— Ладно извиняться, — заворчал Шершавов. — Свои люди — сочтемся. А теперь давайте по домам.
Ребята, дружно вздохнув, вышли.
Губанов сообщил Шершавову о своем задании.
— Значит, дошли до бога мои молитвы? — обрадовался Егор Иванович, баюкая руку.
— Дошли, — согласился Губанов. — Только не до бога, а до Карпухина.
— Это я так, к слову, — поправился Шершавов. — Ну что ж. Думаю, и мы вам пригодимся. Видал, какие орлы?
— А что, хорошие ребята. Главное, хватка есть.
— Вот как связь нам держать, не придумаю.
— Думайте, думайте, Егор Иванович. Без связи мне там нечего делать. — Шершавов встал, плотнее задернул занавески. Убавил фитиль лампы. В комнате стало совсем темно. Неожиданно яркая вспышка осветила голубовато-мертвенным светом неудобный кабинет Шершавова, широкую, как полати, печку без конфорок, сундук в углу и самого Шершавова, съежившегося у окна. На какое-то мгновение ослепнув, Губанов внутренним зрением продолжал видеть Егора Ивановича, его землисто-серое лицо, испуганный поворот головы с ладонью, прижатой к глазам. Следом за молнией ударил гром и побежал куда-то, дребезжа.
— Фу ты, зараза, напугал, — тряхнул головой Шершавов. Губанов и сам напугался.
— Ума не приложу. Верил в Голякова... Партизанил. Вроде и ничего мужик. Бедняк был, а сейчас двух лошадей держит, овец, коров. В общем, не нравится он мне. Подозреваю, на врага работает, а доказать не могу. Больше всех орет за Советскую власть, а сам хвостом вертит.
— Ну тогда не надо.
Они еще долго перебирали кандидатуры, но так ни на одной и не остановились. Договорились, что поскольку Губанов свалился как снег на голову, то вот так, с маху, вопрос этот, чрезвычайно важный, не решить.
По жестяной крыше как горохом сыпанули. Пошел крупный дождь.
— Вот не ко времени, — подосадовал Шершавов, прислушиваясь к нарастающему шуму. —Должон пройти скоро. Уборка же. Урожай удался на славу.
Губанов сидел, курил, погруженный в свои думы. Невесело у него было на душе. Если он с первых шагов в Черемшанах чуть не влип, то что его ожидает там, в логове банды?
— Давайте так, Егор Иванович. Подыщете потом человека, а сейчас условимся о месте встречи с ним, времени и пароле.